за своим утренним туалетом, ошибочно принимается мужчинами за высокую степень доверия и начало влюбленности. В реальности это означает лишь то, что вы стали еще одним предметом ее личного пользования. Этакий хозяйский копирайт. В самом деле, не станете же вы стыдливо загибать пальцы на ногах, пряча от глаз своей собаки дырку на носке?
Возможностям же Дашиных глаз позавидовала бы стрекоза. Она ухитряется одновременно следить за кистью туши для ресниц, собственной грудью, вылезающей из выреза на свитере «ровно на столько», и направлением моего взгляда. И все это – за пару секунд. Я причесываюсь, как приказчик, делая вид, что озабочен приглаживанием волоска к волоску. Ничем не выдаю волнения. Смотрю в зеркало так, чтобы не встретиться с ней взглядом и не дать повода к началу разговора. Стараюсь выглядеть естественно – получается туповато. В ее глазах – торжество победившей самки, в моих – скорбь по утраченной юности. Прикрываю веки, начинаю говорить сам с собой: завтра, родной, она поцелует тебя в губы, встретив в коридоре Останкино. Через неделю подойдет сзади и прикроет ладонями глаза. При всех. Потом ее подруги будут
– Жалко, что у нас было так мало времени в Питере, – говорит Даша, облизывая губы.
«Не реагировать!»
– Это была самая веселая поездка в моей жизни. – Она закрывает тушь.
«Не ведись! В ее серых буднях даже поход в секондхенд – уже событие».
– Ты потрясающий любовник.
«Молчать, это чистая провокация!»
– Тебе было хорошо со мной? – Она оборачивается, лишая меня возможности игнорировать вопрос.
– Я... – пытаюсь затянуть время, как в матче на чужом поле, где твоя команда случайно забила гол, – не помню... – Времени до конца матча еще предостаточно. – Ты накормила меня кислотой до потери сознания... кажется...
– Свинья!
– Или я потерял его в тот момент, когда ты разделась? – Все-таки надо оставаться хорошим парнем, хотя бы для статистики.
– Хорошо, не свинья. Хрюшка!
– Спасибо, – целую ее в подставленные губы.
В борьбе с самим собой главное – не победа, а участие...
Салон бизнес-класса набит пассажирами. Душно так, что даже вывернутые до упора и направленные в лицо нагнетатели воздуха не спасают. Я начинаю обмахиваться прихваченной перед посадкой газетой, но это ничего не дает. В голове идет братоубийственная война совести с силами добра, отвечающими за переложение своей вины на других. Когда последние побеждают, я встаю, перегибаюсь через спинку кресла и начинаю шипеть на Олега с Женей, которые сидят, прислонившись друг к дружке, елочкой, и смотрят на меня осоловелыми глазами:
– Ну что, любители экспериментов с сознанием! Написали заявления с открытой датой?
– Сядь! – Даша дергает меня за рукав.
– Есть идеи насчет записи, которую мы в Москве покажем?
– Не-е-е-е-е-е, – тянет Олег, которого, кажется, все еще не отпустило. Или он с утра добавил?
– Скажем, что у нас камеру заклинило? Свет перегорел? Брак по звуку?
– Может, скажем, что у нас запись местами... не получилась? – Женя делает умоляющие глаза.
– А у тебя есть
– Интервью с этой питерской. – Женя опускает глаза. – Еще...
– Ну вот! – глупо ощеривается Олег.
– Молодой человек, займите свое место, мы готовимся к взлету! – подходит ко мне стюардесса.
– Вы боитесь, я вам равновесие в салоне нарушу? – злобно огрызаюсь я.
– Андрей, немедленно сядь! – рычит Даша.
– У тебя идея насчет интервью родилась, и ты хочешь мне ее на ушко нашептать?
– Андрей, ну мы что-нибудь придумаем! – Женя доверительно смотрит на меня. – Мы разрулим, не злись только.
– Вы?! – Я обвожу руками наши места. – Вы разрулите? Маленькие последователи Тимоти Лири, которые, правда, ничего о нем не слышали, разрулят эту инфернальную хуйню?
– Ну, ты ведь тоже ЛСД кушал... ел. – Олег запинается, понимая, что глаголы употреблены не к месту, и поправляется: – Жрал.
– Меня подставили. – Я кошусь на Дашу, давая понять, кто истинный виновник этого жесточайшего факапа. – Я не был предупрежден о том, что проглотил! Что вы пялитесь на меня, как гуппи в аквариуме?
– Ну сядь, ну пожалуйста! – Даша примирительно гладит меня по руке.
– Молодой человек, вы задерживаете отправление! – напоминает о себе стюардесса.
– Вы поезд, что ли? – Я раздраженно плюхаюсь в кресло. – Вы... вы... – Я задыхаюсь от злости. – Вы безответственные разгильдяи!
– Мы на тебя похожи! – звучит сзади.
Даша отворачивается к окну.
– Слушай, – я аккуратно касаюсь пальцами ее плеча, – а Хижняк перед каждой съемкой такое на камеру вытворяет?
– Завидуешь?
– Нет, просто интересно.
– Вы так стремитесь друг на друга походить, что даже неинтересно! – Она фыркает.
– Ну, вообще-то с косяком у него смешно получилось.
– О да! Теперь, чтобы его переплюнуть, тебе осталось жахнуться перед камерой героином.
– У тебя есть поставщик? – шепчу я ей на ухо. – Нет, не так. У тебя есть опыт?
– Да ну тебя к черту!
– Я был бы признателен, если бы ты дала мне этот бекстейдж с травой.
– Отвали, я спать хочу!
– Тебе жалко, да? Или, заранее прошу прощения, у вас
– Идиот! – В ее глазах появляется злоба. – Нахрен тебе этот диск?
– Люблю веселые корпоративные шутки. Тебе жалко? Тогда вопрос снят.
– А что мне за это будет?
– Поцелуй? Мороженое? Кино наконец!
– Все мимо.
– Я тебе поцелую. – Я тянусь к ней губами.
– Не сейчас.
– Ты не поняла. – Я наклоняюсь, словно собираясь нырнуть к ней между ног.
– Прекрати, сумасшедший! – Она отталкивает мою голову. – Я подумаю.
– Андрей! – Олег стучит по спинке кресла. – Слышишь? Про запись ты говорил, так? У меня есть.
– Какая? – беспомощно спрашиваю я.
– Вот послушай, что я вчера записал! – Он просовывает свою кудлатую голову между креслами. – «Чешуя рыбы толще, чем сама рыба». Понял, нет? А я вчера все понял!
– Гений, блядь! – Я опускаю голову и сплевываю на пол.
Самолет начинает рулить на взлет. Между тем, как его шасси оторвутся от земли, и тем, как оторвутся на планерке мои уши, каких-то три часа.
Через проход от меня сидит мужик в мятом синем костюме в тонкую белую полоску и со скоростью шредера поглощает печатную продукцию: «Профиль», «Ведомости», «Карьера». Страницы шуршат и
