– Если вы не возражаете, мистер Клемменс, я сейчас возьму вашу лошадь и попытаюсь разыскать местное отделение шерифа. Не советую вам меня останавливать.
Вердж сделал попытку подняться, но тут же вновь припал к стене. Анника поднялась и, прежде чем направиться к выходу, бросила на него прощальный взгляд. Она не испытывала ни малейшего укора совести оттого, что оставляет раненого человека одного в этой пустой грязной комнате.
Когда она шла к двери, вслед ей неслись такие громкие проклятия, что она была уверена, что он не умрет до того, как прибудет посланная ею помощь.
В ярком свете полной луны сосны казались громадными черными тенями. Снег помог замедлить кровотечение, и боль немного притупилась, что позволило ему, хотя и с трудом, снять с себя перчатки и куртку, а затем и рубашку. Пожалев, что под рукой нет сажи, которую можно было приложить к ране, чтобы остановить кровотечение, Бак разорвал рубашку на полосы, перевязал раненую ногу и опять надел куртку. Перчатки он сунул в карман, боясь их потерять. Волки все еще держались в отдалении, и ему хотелось начать спуск, пока они не подобрались ближе. Мысли путались у него в голове, и он едва не потерял сознание, когда, хватаясь за ствол дерева, начал с трудом подниматься. Ружье, как он и рассчитывал, оказалось ничуть не хуже любого костыля. Поспешно оперевшись на него, он шагнул вперед.
Спустя несколько мгновений он пересек поляну и вошел в лес, надеясь, что трупов оленя и горного льва будет волкам вполне достаточно и они за ним не последуют. Через какое-то время, двигаясь медленно, осторожно сквозь залитый лунным сиянием лес, Бак наконец спустился с горы. Пот градом струился у него по лицу, так что вскоре ворот его нательной рубашки стал совсем мокрым. Через каждые несколько шагов он останавливался, чтобы перевести дух, после чего, поддерживая себя мыслью об Аннике, двигался дальше. Сейчас, когда стемнело, она, должно быть, уже начала беспокоиться, не случилось ли с ним чего.
Если бы Бак мог, то несомненно улыбнулся бы, представив, как она будет рассержена, когда он явится домой так поздно. И она, конечно же, разворчится по поводу его раны, это только укрепит ее в мнении, что он должен взять Бейби и переехать в Шайенн.
Он вдруг споткнулся о камень, но забыл на мгновение о том, что ему следует беречь раненую ногу, и зарычал от боли, с силой опустившись на нее. Ловя ртом воздух, он навалился всем телом на ружье и вытер рукавом заливший глаза пот.
Ей хотелось, чтобы он стал врачом. Подождем, что она скажет, когда увидит его ногу. Ему понадобится все его мастерство, чтобы как следует зашить такую рану, не говоря уже об удаче, поскольку в нее вполне уже могла попасть инфекция. Да и сможет ли он еще зашить свою собственную ногу. Он не мог представить себе Аннику склонившейся над его раной с иглой в руках. Однако в душе у него теплилась надежда, что она не настолько рассердится, чтобы отказаться посидеть у его постели и подержать его за руку.
По его подсчетам, у него ушло почти два часа, чтобы добраться до долины, два часа, на протяжении которых он то и дело спотыкался, останавливался и чертыхался. Переходя речку, он остановился там, где было мелко, и, наклонившись, напился. После чего ополоснул лицо и шею, машинально отметив при этом, что перестал потеть, хотя каждый шаг давался ему по-прежнему с трудом. Вне всякого сомнения, у него поднялась температура.
Радуясь, что светит полная луна, он двинулся дальше. Хижина была за следующим поворотом речушки. К тому времени, когда перед ним возникли знакомые очертания, он уже весь дрожал от холода. Тупая боль в ноге стала для него привычной как дыхание. Нога почти онемела, и он едва ее чувствовал.
Остановившись передохнуть, как он надеялся, в последний раз перед тем, как достичь порога своего дома, Бак вдруг заметил, что в окнах не светится ни огонька. Итак, Анника уже легла.
А он-то полагал, что она не спит, беспокоясь о нем. Хотя, конечно, пытался он убедить себя, идя к дому, все правильно и он должен только радоваться тому, что она о нем не беспокоится. Ибо это свидетельствовало о том, что она в нем полностью уверена. Откуда ей было знать, что в эту единственную ночь, когда она занялась своими делами и не стала его ждать, он едва смог вернуться?
В лунном свете хижина походила на коробок спичек. Он был уже достаточно близко от нее, чтобы различить очертания двери и колоды во дворе для рубки дров. Прищурившись, он вгляделся, потом тряхнул головой и протер глаза. Должно быть, его зрение сыграло с ним шутку. С того места, где он стоял, дверь казалась черным пятном, а такое могло быть, только если она была распахнута настежь.
Он позвал Аннику, но никто не откликнулся.
Морщась, и не только от боли, он попытался ускорить шаг и тут же чертыхнулся, проклиная раненую ногу. Когда он наконец добрался до хорошо знакомой тропинки, ведущей во двор, дыхание со свистом вырывалось у него из груди. В изумлении он увидел, что из трубы не вьется дым. Итак, огонь в камине погас.
– Анника! – проревел он. И опять никакого ответа.
Из-за угла дома вышла его лошадь, которая тут же потянулась к нему мордой, явно требуя подачки. Она все еще была не расседлана.
– Анника-а-а! Бейби! – Он вошел во двор и шатаясь побрел к открытой двери. – Анника, где ты, черт побери? – крикнул он в зияющее перед ним отверстие.
– Анника-а-а, – ответило ему горное эхо.
Схватившись обеими руками за косяк, чтобы не упасть, он в последний раз выкрикнул в темноту ее имя, прежде чем боль, намного более сильная, чем физическая, пронзила все его существо.
И снова никто не откликнулся на его зов. Лишь холодная тьма пустой хижины приветствовала его.
ГЛАВА 19
Путь от Бастид-Хила до ранчо Буффало-Маунтин занял времени даже меньше, чем Анника предполагала. Сидя в коляске со спящей у нее на коленях Баттонз, она не отрывала глаз от двухэтажного особняка, к которому они сейчас приближались. Он казался монархом, который царит над простиравшейся вокруг, куда ни кинь взор, бескрайней прерией. Земля возле дома и хозяйственных построек уже покрылась травой, и кое-где виднелись согнувшиеся от времени и ветров деревья. Глядя, как колышется трава, Анника невольно подивилась про себя жизнестойкости тонких ростков, выдерживающих сильный напор ветра, который лохматил ей волосы, бросая в глаза выбившиеся пряди.
Зак Эллиот встретил ее поезд в Бастид-Хиле. Последний раз, когда они виделись, ей было семь лет, но время не стерло его образ из ее памяти. Разве могла она забыть эти седые волосы под кожаной, с мягкими полями шляпой, шрам на щеке или неизменную табачную жвачку у него во рту? Он крепко обнял ее, когда она сошла на платформу в Бастид-Хиле, пару раз взглянул на Баттонз, но не задал никаких вопросов. Она поняла, что все вопросы он оставил Кейсу.
Когда они подъехали к дому и остановились у черного входа, Зак, показав рукой на дверь, предложил:
– Почему бы тебе не пойти наверх? Рози не терпится с тобой увидеться. А я пока съезжу в дальний кораль за твоим братом.
Словно в ответ на его слова дверь на широкую веранду, которая шла вокруг всего дома, вдруг распахнулась, и на пороге появилась Роза Сторм. Узнав Аннику, она всплеснула руками и кинулась ей навстречу с такой прытью, какой трудно было ожидать от женщины на последнем месяце беременности.
У коляски Роза остановилась. По щекам У нее текли слезы, но губы улыбались. Спрыгнув на землю с саквояжем Анники, Зак протянул свободную руку и принял у нее спящего ребенка. Роза бросила удивленный взгляд на Бейби, но, как и Зак, воздержалась от вопросов.
– Идем в дом, – предложила она, когда Анника взяла девочку у Зака. – Кейс сейчас будет. Ты ведь съездишь за ним, Зак? Нет?
– Нет. То есть я хотел сказать «да», мэм. – Он перевел взгляд на Аннику. – Иногда она говорит по- английски как-то чудно, и я немного теряюсь. – Зак вновь повернулся к Розе. – Кейс в дальнем корале, мэм?
– Да. Возится, как обычно, со своими бизонами. Он так обрадуется. – Она взяла Аннику под руку. – Идем. Я хочу знать, как ты.
