Вопреки ожиданиям революционеров, народ не поднялся. Советская историография приводит тому ряд причин: слабость и неорганизованность только формирующегося рабочего класса, значительная оторванность революционеров как от рабочих, так и от крестьян, слепая вера в революционный подъем, который самостоятельно решит все вопросы – нужно лишь создать к тому условия. Сомневаться в истинности этих причин нет никаких оснований.

Революционная ситуация 1879-1882 годов не выросла в революцию, не привела к серьезным изменениям, способным надолго стабилизировать общественную ситуацию. Тем не менее, власть была вынуждена пойти на ряд уступок. С крестьян была снята подушная подать, сокращены выкупные платежи, списаны безнадежные недоимки по ним. Временнообязанное состояние сельского населения упразднялось, учреждался Крестьянский банк для предоставления крестьянам долгосрочных ссуд на покупку земли. Решить земельный вопрос эти действия не могли: фактически, банк не выдавал ссуду, а торговал землей в долг – по цене вдвое выше, чем рыночная, и под 8 процентов годовых. Но временному успокоению крестьянства это способствовало.

Рабочие также добились определенных уступок. 1 июня 1882 года вышел закон об ограничении детского труда. Запрещался труд детей до 12 лет, для детей 12-15 лет был установлен 8-часовой рабочий день и предоставлялся один выходной. Указывалось даже, что фабрикант должен предоставлять детям возможность посещать школы – 3 часа в неделю.

В 1885 году вышел закон «О воспрещении ночной работы несовершеннолетним и женщинам на фабриках, заводах и мануфактурах», а в 1886 году появились «Правила о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих». Этот документ стал первым в России законодательным актом, регулирующим трудовые отношения. В частности, он содержал такие нормы: «Выдача заработной платы рабочим должна производиться не реже одного раза в месяц» и «Расплата с рабочими, вместо денег купонами, условными знаками, хлебом, товаром и иными предметами воспрещается» [88].

Кроме того, закон гласил: «Заведующим фабриками или заводами… воспрещается взимание с рабочих платы: а) за врачебную помощь, б) за освещение мастерских, в) за пользование при работах для фабрике орудиями производства» [89].

Осознавала ли царская власть нарастающую угрозу революции? Документы и многочисленные воспоминания современников свидетельствуют: да, осознавала. Это осознание, однако, соседствовало с полным непониманием общественных устремлений, неверной оценкой происходящих явлений, более того – весьма слабым представлением о собственных возможностях, причем не только во внутренней, но и во внешней политике.

Вместо решения насущных проблем, взгляды Николая II и министров были направлены на внешнюю экспансию. Вторгаясь в сферу интересов Японии, Россия явно шла к военной конфронтации, но полагала ее, как ни странно, удачным разрешением всех проблем разом.

В январе 1904 года генерал Куропаткин, обоснованно полагающий войну страшной авантюрой, высказывал министру внутренних дел В.К.Плеве, что он, Плеве, был среди министров, которые эту войну желали, что он примкнул к банде политических аферистов. На что Плеве с иронией отвечал: «Алексей Николаевич, вы внутреннего положения России не знаете. Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война» [90].

Впоследствии инициатор экономической экспансии России на Восток С.Ю.Витте открещивался от царской авантюры. Он говорил, что планировал лишь обеспечение экономических интересов России в Северном Китае – не более. «Представьте себе, - писал он, - что я позвал своих гостей в Аквариум, а они, напившись пьяны, попали в публичный дом и наделали там скандалы. Неужели я виноват в этом? Я хотел ограничиться Аквариумом» [91].

Таковы были настроения министров, что же говорить об общественном мнении. Действительно, «скандалы» были наделаны изрядные. Вместо «удержания революции» Россия получила позорное поражение, затратив на войну 2 347 млн. рублей и около 500 млн. рублей потеряв в виде отошедшего к Японии имущества и потопленных кораблей. Война привела к росту налогов и цен, что лишь обострило внутренние противоречия.

В этой ситуации наименее оппозиционной силой по-прежнему оставались либералы, объединенные в «Союз освобождения» (будущие «кадеты», конституционные демократы). Они протестовали, и даже организовали «банкетную кампанию» 1904-1905 годов. В крупных городах империи устраивалась банкеты, на которых представители либеральной оппозиции произносили пышные речи о необходимости введения свобод, конституции, принимали резолюции. Предотвращение революции было их целью, а вот в средствах они расходились. Так, из 47 банкетов 36 поддержали законосовещательный парламент, а 11 банкетов – идею созыва Учредительного собрания. Естественно, такой протест не представлял для царских властей существенной угрозы. Недаром впоследствии, испробовав разные варианты работы Думы, власти остановились на варианте кадетского и консервативного большинства.

Революционный взрыв грянул 9 (22) января 1905 года. Тысячи рабочих с женами, детьми, стариками, в нарядных одеждах, с иконами и портретами Николая II в руках отправились к Зимнему дворцу передать царю петицию о своих нуждах. Демонстрация все разрасталась, по некоторым данным, в ней участвовало до 200 тысяч человек. Организатором шествия выступило «Собрание русских фабричных и заводских рабочих Санкт-Петербурга», возглавляемое священником Георгием Гапоном. Весьма неординарная личность, он, по-видимому, искренне радея о судьбе рабочих, сотрудничал, одновременно, и с революционными организациями, и с царской охранкой. И пока охранка использовала его, он пытался использовать охранку.

Впоследствии Гапон объяснял свое участие в создании рабочей организации: «Мне было ясно, что лучшие условия жизни наступят для рабочего класса только тогда, когда он организуется. Мне казалось, и мое предположение впоследствии подтвердилось, что, кто бы ни начал эту организацию, в конце концов она станет самостоятельной, потому что наиболее передовые члены рабочего класса, несомненно, возьмут верх» [92].

Петиция рабочих представляет собой важный исторический документ, она дает представление об их нуждах, надеждах и политической позиции. В ней ярко выражена вера народа в царя-батюшку, у которого люди шли просить защиты. В ней говорилось:

«Государь!

Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать. Мы и терпели, но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем, продолжение невыносимых мук…»

Рабочие просили 8-часовой рабочий день, нормальную зарплату, общее и обязательное образование за государственный счет, всеобщее равенство перед законом, отмены выкупных платежей, дешевого кредита, постепенной (!) передачи земли народу. Просили исполнения заказов военного морского ведомства в России, а не за границей. Отдельным пунктом значилось «Прекращение войны по воле народа».

«Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь! – говорилось в обращении. - Не дерзость в нас говорит, а сознание, необходимости выхода из невыносимого для всех положения …» [93].

Николай II отдал приказ навести на улицах порядок. Войска открыли по демонстрации огонь. Данные о жертвах этого расстрела до сих пор разнятся – от нескольких сотен до 1200 убитых и до 5 тысяч раненых. Огромная толпа, в которой были женщины и дети, бросилась прочь от Зимнего дворца. Ей вслед были пущены казаки, продолжавшие 'наведение порядка' шашками. Гапон, срывая с себя рясу, кричал: «Нет больше Бога! Нет больше царя!»