Каждое время взращивает свои мифы и легенды. Но не было в истории человечества более насыщенного легендами времени, чем эпоха великих географических открытий (XVI в.): перед изумленным взором европейцев распахнулись новые, полные чудес пространства и миры – и вдруг ожили и засверкали потускневшие в веках легенды античности и средневековья. В общественном сознании взбурлили новые мифы, принимая подчас характер массового психоза и вовлекая в свой водоворот тысячи жизней; самые, казалось бы, наивно-сказочные представления обрели явственность и заставили людей не только верить, но и действовать. Стоило услышать легенду об источнике вечной молодости, как сотня смельчаков загружалась в корабли и, рискуя жизнью, направлялась в неведомое, причем субсидировали эти дорогостоящие экспедиции отнюдь не сказочные короли, банкиры и губернаторы, хорошо знавшие цену деньгам.

В сказанном нет ни доли преувеличения. Участник второго плавания Колумба Хуан Понсе де Леон, ставший губернатором Пуэрто-Рико, услышав от индейцев легенду об острове Бимини, где бьет «источник вечной молодости», тут же обратился к королю с просьбой дать ему патент на поиски и колонизацию Бимини и на владение чудесным источником; и Фердинанд Католик удовлетворил его прошение. Снаряжая три корабля в Санто-Доминго, губернатор принимал в экспедицию и старых, и увечных, набрав, наверное, самый немощный экипаж в истории морского флота. В том была своя логика: к чему возрастная разборчивость, коли через пару-тройку месяцев экипаж омолодится в водах чудесного источника? В марте 1513 г. флотилия отплыла от берегов Пуэрто-Рико на северо-запад, к Багамским островам; корабли передвигались от острова к острову, и на каждом испанцы «опробовали» все источники и озера. Новый Свет предлагал европейцу такое разнообразие «чудес», что на этом фоне источник вечной молодости выглядел вполне правдоподобно. Обследовав залив Пария, куда впадает река Ориноко, Колумб совершенно уверился, будто открыл преддверия Земного Рая, и доказывал это в своих писаниях, ссылаясь на авторитетных богословов, и он же верил рассказам индейцев о племени людей-собак; первый историк Нового Света Пьетро Mapтире Д'Ангьера слышал рассказы моряков о тритонах и уверенно предрекал, что в открытых землях найдут также «листригонов и полифемов»; Веспуччи обнаружил острова, заселенные гигантами; Николаус Федерман (см. далее) наблюдал многоголовое чудище, пожирающее людей целыми деревнями; конкистадор и поэт Хуан де Кастельянос поминает в своих знаменитых «Элегиях» людей с двумя лицами, пигмеев размером с локоть, гиганта гермафродита; многие конкистадоры разыскивали на континенте царство амазонок, а Франсиско Орельяна, столкнувшись с индейцами, чьи жены сражались наравне с мужчинами, счел, что он так и достиг этого царства, – счел себе же в ущерб, потому что величайшая в мире река, которую он по праву первопроходца чаял назвать своим именем, была названа рекой Амазонок. В 40-е годы XVI в. многочисленные экспедиции испанцев и португальцев бродили по территориям нынешних Аргентины, Бразилии и Парагвая в поисках мифического Белого царства с Серебряной Горой; в пустынях Североамериканского материка скитались экспедиции, разыскивая страну Сивола, иначе страну Семи Городов; в верховьях Амазонки пытались обнаружить богатейшую страну Омагуа, в северных отрогах Анд – страну Херире. И над всеми этими раззолоченными царствами и городами, выраставшими в разгоряченном воображении конкистадоров среди непролазных болот и безлюдных пустынь всего лишь из слуха, присказки, предположения, возвышался, как бог-прародитель над сыновьями-богами, величественный, манящий образ Эльдорадо, в течение столетий принимавший на своем кровавом алтаре несчетные жертвы и жизни.

Долголетие легенды об Эльдорадо (она просуществовала аж до середины XIX в.) объяснимо не только ее вполне прагматической притягательностью, которой всегда прикрывалась неизбывная, детски-наивная вера человека в возможности утопии, но и тем, что в отличие от всех прочих химерических золотоносных царств, растаявших к началу XVII в. как дым, миф об Эльдорадо, по крайней мере поначалу, имел некоторые реальные обоснования, а главное – подкреплялся весомыми доказательствами в виде весомых слитков золота, привозимых из Америки. Миф об Эльдорадо возник из действительно практиковавшегося обряда муисков (Колумбия), связанного с избранием нового верховного вождя (сипы). Жрецы приводили нового избранника к озеру, где его ждал плот, нагруженный золотом и драгоценностями, умащивали его тело смолой, а затем через трубочки пудрили с головы до ног золотой пылью. Сияющий, как солнце, избранник всходил на плот, который четыре жреца выводили на середину озера; здесь он сбрасывал драгоценности в воду, дабы умилостивить живущую на дне змееподобную богиню Фуратену, и совершал омовение: если золотая пыль полностью смывалась с тела вождя – значит, жертва принята и он угоден богине. Этот обряд стал широко известен соседним и дальним племенам: о нем слышали конкистадоры в разных местах тропической Америки, в том числе и первые колонисты Колумбии и Венесуэлы. Очевидно, уже сами индейцы рассказывали, несколько преувеличивая, что этот обряд происходит достаточно часто; а уж испанцы изначально поняли эти рассказы таким образом, будто властитель страны каждое утро пудрит себя золотым песком, смывая его только на ночь; отсюда и возникло понятие «эль дорадо» – «золоченый человек». Что так поразило, так потрясло европейцев в этом обряде? Поразило «бессмысленное», казалось бы, разбазаривание золота; не понимая мифологической сути обряда, европейцы восприняли его как символ изобилия: раз золото смывается водою, швыряется в озеро, значит, его так много, что не жалко…

Слова «эль дорадо» быстро переросли свое первоначальное значение и получили смысл «мифический город», а затем и «золотоносная страна».

В марте 1520 г. в парадный зал дворца в Тордесильясе доставили от Кортеса так называемую королевскую пятину («законную» монаршью пятую долю от награбленных богатств Нового Света). Пред изумленными взорами двора предстали сокровища столицы астеков. [1] Теночтитлана: то было первое весомое доказательство существования Эльдорадо. Второе, куда более «весомое» – свыше тонны золота, – было доставлено тридцатью годами позже от Ф. Писарро, завоевателя Перу. В качестве выкупа за свою жизнь пленник испанцев Великий Инка Атауальпа предложил завалить пол комнаты, где его содержали (площадью 38 м2), золотыми предметами; испанцы онемели от восторга; восприняв их молчание как знак неодобрения, Атауальпа добавил: и высотою, докуда достигнет его рука (впрочем, эта безрассудная щедрость не спасла его). А конкистадоры на этой сделке невероятно обогатились: один Писарро, не считая золотого трона Великого Инки, получил 57 тыс. песо (за 10 в Кастилии можно было купить несколько акров плодородной земли); его офицеры тоже стали богачами; доля рядовых участников равнялась состоянию герцога. Представим теперь, как вкупе с этими сокровищами могли подействовать на европейцев ставшие широко известными описания садов Атауальпы: «В садах этих были высажены самые красивые деревья и самые замечательные цветы и благоухающие травы, которые произрастали в этом королевстве. Многие из них были отлиты из золота и серебра, причем каждое растение изображалось не единожды, а от маленького, едва видного над землей побега до целого куста в полный его рост и совершенную зрелость. Там видели мы поля, усеянные маисом. Стебли его были из серебра, а початки из золота, и было все это изображено так правдиво, что можно было разглядеть листья, зерна и даже волоски на них. В добавление к этим чудесам в садах Инки находились всякого рода животные и звери, отлитые из золота и серебра, такие, как кролики, мыши, ящерицы, змеи, бабочки, лисы и дикие кошки…»

Старший брат знаменитого конкистадора Эрнан Писарро переправлял королевскую пятину под охраной 60 солдат через Санто-Доминго, тогдашний центр заморских владений Испании (соответственно и центр