друг на друга и прислушиваясь. Губы Габриэля распухли. Грудь тяжело вздымалась. Он нахмурился и склонил голову в сторону двери. И вдруг, в, мгновение ока, страсть, затуманивавшая его глаза, рассеялась.

– Хватай свою сумку и прячься, – приказал он, поворачиваясь, чтобы запереть дверь.

Вдруг осознав свою наготу, Ада оглядела овальную купальню в поисках укрытия и не нашла такового. Свет от факела освещал каждую поверхность. Габриэль как будто прочитал ее мысли. Он выдернул факел из настенного канделябра и, бросив на Аду еще один жаркий взгляд, затушил пламя о каменный пол.

Комната погрузилась в темноту и оживила старые страхи. Ритм ее дыхания сбился от паники, хлынувшей в ее кровь. Ада ненавидела темноту. Темнота означала плен, боль и беспомощность. Ее руки и ноги отказывались слушаться. Шум в ушах становился все сильнее и мешал ей ориентироваться. Ей нужно одеться.

Тут чья-то рука зажала ей рот. Ада закричала, но звук остался внутри.

– Inglesa, успокойся.

Чувство облегчения окутало ее кожу. Она повисла на его груди, поддерживаемая им за талию.

– Кто-то идет, – прошептал Габриэль ей на ухо. – А ты должна приготовиться.

Ада отодвинула его пальцы со своего рта.

– Темно.

– В темноте нет опасности. Я здесь, с тобой. А теперь найди свою одежду и приготовься.

Во второй раз Габриэлю пришлось отступить. И не важно, каковы были его цели на будущее, он не хотел этого. Как раз в тот момент, когда он был готов послать к черту все свои клятвы, кто-то обнаружил их. Если он будет продолжать обнимать ее, это никак не поможет защитить их.

Габриэль слышал, как Ада шарит по камням. Он вытащил ее кинжал из ножен на поясе и отсчитал три шага к двери. Скользя пальцами по дереву, он нашел защелку, запер дверь и повернулся, прижавшись спиной к стене.

– Встань передо мной, – прошептал он.

Ада подобралась ближе, его тело было между ней и дверью. Она боролась с чем-то – наверное, с юбкой. Запах лимона пробрался в его ноздри. Возбуждение, которое только начало отступать, вспыхнуло снова. Разочарование осаждало его со всех сторон и испытывало его терпение. Кровь закипела, дыхание участилось.

По коридору эхом разнесся крик, все еще звонкий и испуганный, несмотря на то что дверь приглушила его.

– Бланка, – тихо произнесла Ада.

– Они ничего не сделают ей, если они ищут нас.

– А если это обычные воры или насильники?

– Я не подвергну опасности никого из нас.

Ада вонзила ногти в его руку.

– Ты не можешь бросить ее! Она спасла нам жизнь!

– Мы этого не знаем, – произнес он с большей убежденностью, чем на самом деле чувствовал. – Это могла быть уловка, чтобы заманить нас сюда, в ловушку.

– Глупости. А теперь отдай мне мой кинжал, раз уж ты отказываешься помочь ей.

– Нет.

– А почему нет? Я видела, как твои клятвы сковывают твою способность сражаться.

Габриэль покачал головой. Клятвы и благие намерения в сторону, он должен защитить Аду. В этот момент, в этом опасном месте первобытный импульс защитить свою женщину возобладал над всеми высшими идеалами – даже если она никогда не сможет быть его женщиной.

Движением плеча он сбросил ее руку и прижал ее к стене. Она надела как минимум юбку, тонкая ткань под его рукой стала теплой от ее тела. Он сжимал до тех пор, пока Ада тихонько не взвизгнула.

– Ты внимательно слушаешь, inglesa?

– Да.

– Ты никуда не идешь. А я могу сражаться.

– Я всегда это подозревала, – сказала она. – Ну а теперь используй то, что умеешь, чтобы помочь ей.

– Нет, если это означает оставить тебя здесь и без защиты.

Ада рассмеялась, но этот смех был больше похож на вздох.

– Мне больно, что ты все еще считаешь меня беззащитной. Мне придется убедить тебя в обратном.

– Беру свои слова назад. Но я не оставлю тебя одну в темноте кричать до одурения.

По двери заколотили. Ада вздрогнула, но не издала пи звука.

Он вложил кинжал в ее руку и сомкнул ее пальцы.

– А что будешь использовать ты? – спросила она.

– Узнаем.

– Откройте дверь! – прокричал мужской голос с той стороны.

– Едва ли, – пробормотал Габриэль.

В купальню полетели щепки и искры факела. Габриэль выбросил вперед руки и схватил палицу, которой разворотили дверь. Он вырвал ее из рук удивленных нападавших.

Двое стражников пытались прорваться через остатки двери. Габриэль попятился в сторону и ударил заостренным концом палицы в лицо одного из нападавших. Нос стражника превратился в месиво из костей и плоти. Он закричал, захлебываясь кровью.

Габриэль выдернул палицу из своей первой жертвы и обратился ко второй.

– Сдавайся, – крикнул стражник.

– Нет.

– Ты окружен.

Габриэль холодно улыбнулся.

– Ты будешь мертв раньше, чем это случится.

Он развернулся и ударил тараном в плечо второго нападавшего. Кость затрещала под орудием, меч с лязгом упал на пол.

Через остатки двери вломились еще двое, на их мечах играли отблески факела из коридора. Ада бросилась вперед и свернулась клубком под ногами одного из нападавших, заставив его упасть, и вонзила кинжал ему в шею, а Габриэль расправился со вторым.

– Где Бланка? – спросила Ада из-за его спины.

Он бросился вперед, перешагивая через павших. Добравшись до двери, он посмотрел налево и замер. Бланка была там, неподвижная и до смерти перепуганная.

Один из тех пастухов, что напали на них на дороге, стоял рядом с ней и прижимал к ее горлу нож. Сзади виднелись еще шестеро стражников.

Неужели они следовали за ними всю дорогу от Толедо? Из-за Ады и ее долгов?

– Я хочу получить свитки, – сказал «пастух».

Его грубый агрессивный вид мог напугать кого-то, но от его образованного голоса у Габриэля по спине побежали мурашки. Этот акцент невозможно было не узнать.

Он крепче сжал свою палицу. Только потрясенное любопытство удержало его от нападения.

– Какие свитки?

Мужчина толкнул Бланку вперед. По ее шее пробежала струйка крови. Она всхлипнула, но ее захватчик не обращал на это внимания.

– Я хочу получить свитки, которые украл еврей.

– Тогда, наверное, тебе следует найти еврея.

Мужчина швырнул Бланку на пол и бросился вперед.

Стараясь не наступить на упавшую женщину, Габриэль потерял равновесие и споткнулся об обломки разбитой двери. Для нападения палица оказалась бесполезной, но Габриэль использовал ее для защиты от ударов клинка противника. И если акцента было мало, чтобы убедиться, красный рубиновый орел на кольце мужчины подтверждал это.