Габриэль сначала нахмурился, с радостью осознав, что его первоначальной реакцией на такое бесстыдное предложение был гнев, но следом нахлынули страхи шок от желания. Усилием воли он подавил и то и другое.
– Я не хочу слышать твои непристойные предложения.
– Такой благочестивый.
– Я стараюсь, да.
– Нет, ты лжешь самому себе.
Он взялся за поводья.
– Это не твое дело.
– Прости меня, – сказала она с презрительной усмешкой. – Я больше привыкла иметь дело с мужчинами, а не со слугами Божьими.
– Ты привыкла иметь дело с томящимся от любви мальчишкой, который не может тебе отказать. Но я не такой мальчишка, и я хочу, чтобы ты вспомнила о хороших манерах.
– О манерах?
– Да. Когда ты попросишь меня о помощи, ты скажешь «пожалуйста».
Ее глаза потухли.
– Никогда.
– Я больше не предложу свою помощь, – сказал он. – Сделай это по своей воле, или ты сделаешь себе гораздо хуже, чем мог бы я.
– И это излечит меня?
– В конце концов.
– Раньше я убью тебя, – сказала она.
– Но я хочу, чтобы ты излечилась, больше, чем ты хочешь эту свою отраву.
– Очень в этом сомневаюсь.
– И когда следующая банда отступников появится здесь, их будет слишком много, чтобы ты могла защититься от них.
Тихий голос, так непохожий на все, что он когда-либо слышал, медленно проплыл над плато.
– Но тогда я смогу положить конец всему этому.
Непрошеный проблеск сочувствия и еще более сильный гнев подхлестнули его слова.
– Ты ищешь смерти, inglesa? Так вот чего ты жаждешь?
Она отступила на шаг, потом на два.
– Ты знаешь, что мне нужно. Другой выбор – обойтись без этого, и вот этого я не могу. Не могу пройти через это снова.
– Ты трусиха.
– А что ты знаешь о смелости, ты, прячущийся от мира?
Перед его мысленным взором пронеслось видение поля битвы, усеянного телами и убитыми лошадьми. Аларкос. Та опьяняющая победа. В тот долгий день он был храбр, как десять человек, убивая врагов весело и безнаказанно. Его смелость граничила с кровожадностью, лишенная мысли и человечности. Но с какой целью? Он был на стороне победителей, но те, кто пал от его меча, были кастильцы.
Сейчас он был лучше, отрицая эту варварскую часть себя.
– Я ученик, обучающийся смирению. Что должна сделать и ты.
– Я не буду...
Прежде чем Ада успела договорить, он схватил ее за плечо и резко развернул. Их тела соприкоснулись, ее обнаженная спина прижалась к его груди.
– Я уже спрашивал тебя, – прохрипел он. – Теперь я получу этот ответ. Ты хочешь умереть?
– Отпусти меня!
– Покорись, inglesa.
Он потянул ее руку. Ада поморщилась.
– Нет.
Ее кинжал блеснул в солнечных лучах и прорезал его рукав и кожу. Кровь хлынула, красная и быстрая. Напрягшись от боли, он вырвал клинок и швырнул его на землю.
Воспоминание о ее агонизирующем голосе прорвалось в его мозг, сквозь боль и его разочарования. «Я никогда больше не буду пленницей».
Габриэль знал, что такое плен, и от самой мысли о возвращении на службу к его бывшему хозяину у него стыла в жилах кровь. Он бы предпочел умереть. Что бы ни перенесла эта женщина, это привело ее к такому же решению. Смерть лучше, чем плен. И пока Габриэль пытался найти утешение в покорности, она видела в этом только слабость. Еще одна ловушка.
– Ты не хочешь умереть, но ты не можешь жить со страхом. – Он развернул ее к себе. Их глаза встретились через океан гнева. – Вот почему ты сражаешься, не так ли? Вероятнее всего, поэтому ты и научилась драться.
Она кивнула, едва заметно.
– Тогда позволь мне помочь тебе.
Глава 5
Помощь? Так вот как он представляет себе помощь?
Ада злобно смотрела на затылок Габриэля. Он ехал, восседая на своем жеребце, вместе со своими моральными принципами, а она, связанная как преступница, шла позади лошадей. Чем яростнее боролась она с веревками, стягивающими ее запястья, тем сильнее затягивались узлы. Второй, более короткий кусок веревки зашнуровывал спину ее платья. Она была готова поклясться, что его руки дрожали, когда он работал с покорным прилежанием, пытаясь придать ей пристойный вид.
Торговцы из каравана выбрались из-под повозок, где прятались, и стали подсчитывать убытки. Выжили двое стражников, так же как Пачеко и Фернан. Последний стал бледным как полотно. Его белое монашеское одеяние испачкали следы рвоты.
Спешившись, Габриэль прошел от повозки к повозке, быстрым взглядом осматривая поле битвы. Ада смотрела, как он все проверяет.
– Вот этот еще жив, – сказал он стражнику.
– Это не больше чем на мгновение.
Стражник выполнил свой долг недрогнувшей рукой.
– Что случилось с остальными? – мрачно спросил Габриэль. – Здесь всего семеро убитых.
Стражник показал на юг.
– Они сбежали.
Ада перестала слышать их разговор. Ее охватил новый приступ дрожи. Земля уходила из-под ног. Она погрузилась в колючую траву. Холод: Жажда. Безумное головокружение. Она дрожала, небо вокруг вращалось вызывающими тошноту кругами.
– Что с ней? – спросил стражник.
– Она нездорова. Больше ничего.
Поблизости появился Пачеко.
– Что случилось? Почему она связана?
Габриэль ответил не сразу. Ада с бесстрастным весельем смотрела, какой подыскивает ответ. Но язвительный смех в ее голове так и не обрел голос.
– Это для ее же блага, наставник. – Габриэль опустился на колени рядом с ней и откинул волосы с ее лица. Быстрым движением он развязал узлы на ее запястьях. – Фернан, дай ей одеяло.
– Не хочу я твое одеяло, – выплюнула она сквозь стучащие зубы.
Он растерянно выдохнул.
– Ты пойдешь в Епес пешком?
