Ого! Значит, наши уже все в воздухе и идут сюда. Но мне от этого не легче. Они еще бог знает где, а эти уже рядом. Эти атакуют меня по всем правилам. Они расходятся в стороны и берут меня в клещи. Один караулит вверху, другой — снизу и двое с флангов. Маневрировать некуда, меня везде ждут. Вперед я не оторвусь, у них скорость выше. «Кобру» второй раз мне повторить не дадут, да и не удастся она мне.

Кажется, отлетался ты, Андрюха Коршунов. Перед глазами на мгновение появляется Вера. Такая, какой я видел ее последний раз. Стоит нагая, в одних туфельках, и смотрит мне вслед. Меня разбирает сначала злость, а потом вспыхивает ярость. Нет уж, господа янки! Так просто вы меня не подстрелите. Я вам не куренок, а коршун. У меня и фамиль такой!

Замечаю, что левый американец вырвался вперед. Вот ты-то, парень из Айовы, и будешь моей последней победой! Пусть даже ценой своей жизни, но я тебя сделаю.

— Я — двадцать пятый! Иду на таран!

Резко сваливаю машину влево и иду на сближение с американцем. Тот, видимо, понял и свою ошибку, и мое намерение. Он в ужасе шарахается от меня. Но радиус разворота у «МиГа» круче, чем у «F-18». Ему от меня не уйти. Его товарищи стрелять по мне уже не могут, я слишком близко подошел к их напарнику.

В крутом развороте я оказываюсь внутри дуги, которую описывает «восемнадцатый». Немного доворачиваю и падаю на него. Он уже так близко, что сквозь остекление фонаря я отчетливо вижу искаженное страхом лицо американского пилота. Он смотрит на меня через плечо округлившимися от ужаса глазами. На какое-то мгновение я вместо него вижу Веру. Она ободряюще улыбается, словно говоря: «Молодец, Андрюша! Так его!» Я подмигиваю ей и прибавляю тягу. Американец заслоняет собой все небо. Все! Сейчас…

И небо и американец с неимоверным грохотом и звоном раскалываются на мельчайшие осколки. Все дрожит, вибрирует, трясется… Я ничего не вижу. Что это? Смерть? Неужели она такая? Вот бы никогда не подумал!

Внезапно все прекращается: и грохот со звоном, и тряска, и мельтешение перед глазами. Я без сил сижу на траве, опираясь спиной о толстую сосну. Под правой рукой лежит пулемет Калашникова. Куда я попал? Где я был? Что это со мной происходило?

Осматриваюсь. В пяти шагах на траве ничком лежит Лена. Чуть подальше на камне сидит Анатолий и шальными глазами смотрит на Наташу. А та сидит на траве и трясет головой, словно отгоняя какие-то видения. Больше никого не видно и не слышно. Пытаюсь встать, но сил нет.

Закрываю глаза и пытаюсь разобраться во всем спокойно. Что же все-таки со мной было сейчас? Где я был? Великое Время! Это же я был у себя дома, в своей Фазе! Ведь все так и было в действительности.

И встреча с Верой была. И конфликт из-за нее с Лехой Московским был. И ночь с Верой накануне вылета по тревоге была. Именно так все и происходило, во всех подробностях. И планы семейной жизни мы с ней строили. И так же я оставил ее в своей комнате. Так же мы с Виктором сбили американского разведчика, а потом я, выполнив «кобру», сделал «восемнадцатого». Так же меня атаковала четверка американцев. И так же я решил сначала таранить левого, но потом просто пристроился к нему вплотную снизу и не давал ему оторваться, пока наши не подошли. Тогда мы сделали еще двоих, и одного сбил Виктор. А потом у нас не хватило топлива, и нас посадили на запасной аэродром в восьмистах километрах от основной базы. Там нас продержали в дежурном режиме до начала весны.

Когда мы вернулись на базу, Веры я в городе не нашел. Я узнал, что ее начал, пользуясь моим отсутствием, активно преследовать Московский. И Вера уехала на какие-то курсы в Подмосковье. А в мае нас с Виктором направили в школу испытателей. Я обрадовался, думал найти Веру. Но… На следующее утро, по прибытии в Москву, я проснулся в Москве сорок первого года. В свою Фазу я больше не вернулся и никогда не вернусь. Dura lex, sed lex.[4]

Веру я потерял навсегда, как и Ольгу в сорок первом году.

Стоп! Внезапно я вспоминаю картинку, какую мне показывал Магистр в первый день моего пребывания в Нуль-Фазе. Он показал мне тогда, как хулиганы в уличной драке убили Андрея Злобина, чья Матрица была тогда в моем теле, теле Андрея Коршунова. Злобин тогда увидел, как шайка хулиганов унижает старого фронтовика. Он узнал в нем своего старого товарища, Сергея Николаева, и бросился защитить его. А перед этим… Мне тогда показалось, что он бесцельно идет по улице, нигде не задерживая взгляд. Теперь мне вспоминается, что он часто посматривал на девушку, что шла впереди. На девушке были черные капроновые гольфы и черные туфельки на высоком каблучке. «Причем гольфы всегда подбираю под цвет туфель, — слышу я вновь голос Веры. — Издали кажется, будто я в сапожках иду».

Как же так? Ведь Злобин-то Веру не знал! Почему он пошел за ней? Ведь это была она, именно она! Теперь я вспоминаю точно. Значит, в моей Матрице остались не подавленные воспоминания, которые заставили Злобина, увидев случайно Веру, бессознательно пойти за ней. Интересно, чем бы это кончилось, не повстречайся ему Сергей Николаев? Слава Времени, что Вера не видела его гибели. Она бы решила, что это убили меня.

Но что же такое все-таки со мной было? И где я был? В прошлом своей Фазы? Или в ее гармонике? Ведь исход встречи с четверкой американцев был совсем другой. Да и был ли он, этот исход? Ведь я его так и не увидел. Впрочем, что я мог увидеть, когда два самолета на скорости около 2М врезаются друг в друга?

Лена приподнимается и осматривается.

— Андрей! Где мы? И как я сюда попала?

— А где ты была? — спрашиваю я, заподозрив неладное.

Лена качает головой. Взгляд у нее почти безумный. Она, кажется, близка к истерике. Но моя подруга пересиливает себя.

— Коротко не расскажешь.

— А не надо коротко. Давай так: найдем воды, сделаем привал, пообедаем или поужинаем и расскажем друг другу, что мы все видели, где побывали. Думаю, нам всем есть что рассказать.

Я привожу в «сознание» Анатолия и Наташу. Мы быстро находим ручей, на берегу его разводим костер и готовим обед. За обедом я рассказываю друзьям о своих приключениях в «виртуальной» реальности. Все слушают, разинув рты. Но я чувствую, что все они тоже пережили что-то необыкновенное. С кого начать? Молодые пусть пока по-переживают. А вот у моей подруги нервы покрепче. С нее и начнем.

— Ну, подруга, повествуй, — предлагаю я Лене.

Ярик был великолепен. Таким страстным, неугомонным и изобретательным он был только один раз. Это было в нашу первую ночь. Он тогда вернулся из плавания, прилетел в отпуск и сразу приехал ко мне. Я давно не видела его и успела соскучиться. А когда он появился на пороге и отрапортовал: «Лейтенант Ярослав Новы прибыл в отпуск после первого автономного плавания!», я поняла, что не соскучилась, а прямо-таки стосковалась по нему. Поняла, что теперь я всегда буду ждать его возвращения, что я никого больше не буду ждать так, как Ярика. Мама помогла нам организовать ужин и ушла на ночное дежурство. А мы с Яриком начали любить друг друга прямо за столом и любили всю ночь до самого утра. После этого он прилетал еще несколько раз, но такой ночи больше не было. Я думала, что такое бывает один раз в жизни и не повторяется. Но вот сейчас!..

Он прилетел неожиданно. Оказывается, он получил новое назначение, и его корабль уходит в плавание на целый год. Узнав, что я в отпуске, он выкроил два дня и прилетел в Прагу. Но прилетел не ко