случае, они бы отсюда не выбрались. А может быть и еще один ответ, самый тревожный.

— Это какой же?

— Не знаю, Ленок. Мне уже в запахе роз аромат серы мерещится. Просто, я подумал, а вдруг он просто спровоцировал нас? С целью развить нашу активность. И намеренно показал место своего перехода. А сейчас сидит себе, потирает ручонки и ждет не дождется, когда мы к нему пожалуем.

— Ну, это уже слишком! — говорит Наташа.

— Ничего не слишком, — возражает Анатолий. — Лучше переоценить противника, чем недооценить его.

— Верно говоришь, — соглашается Лена. — Этот вариант, как бы он ни казался фантастичным, не стоит отвергать с порога. А сейчас Андрей споет нам последнюю песню, и мы завершим этот вечер. Кстати, ты не захватишь с собой гитару?

— Нет, лучше рояль возьмем, — отвечаю я и тянусь к гитаре.

Что бы такое спеть на прощание? Такое, чтобы настроило нас на далекий трудный путь, полный опасностей и неизвестности. Пальцы перебирают струны, и первый аккорд рождается сам собой.

— Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги. Значит, скоро и нам уходить и прощаться без слов.

— По нехоженым тропам протопали лошади, лошади; неизвестно к какому концу унося седоков, — подхватывает Лена.

Утром, пока Лена с Наташей занимаются гимнастикой, я последний раз обхожу наше хозяйство. Мы все оставляем в идеальном порядке. Конечно, следы нашего пребывания здесь останутся, никуда от этого не деться. Я мысленно прощаюсь с этим местом, к которому прикипел душой. Включаю компьютер и еще раз читаю сообщение, оставленное Леной. Все изложено обстоятельно, и все понятно. Кроме одного. Неизвестно, где нас теперь искать. Но мы и сами-то этого не знаем.

Завтракать садимся последний раз одетые по-цивильному. Сертоновые костюмы и камуфлированные комбинезоны ждут нас, разложенные на диване и кровати. Завтрак проходит в молчании. Я понимаю, что каждый сейчас прощается с этим домом навсегда. Слишком много времени мы здесь провели, чтобы так легко вычеркнуть все это из жизни. В половине девятого я встаю.

— Спасибо этому дому, пойдем к другому. Всем быть готовыми к девяти часам.

Быстро убираем со стола и одеваемся для похода. Все заранее приготовлено и аккуратно сложено. В девять часов выходим на поляну. Я включаю контрольные приборы и киваю Анатолию. Тот запускает установку на пятнадцать процентов мощности. Внимательно слежу за показаниями. Анатолий плавно изменяет параметры настройки. Приборы один за другим начинают показывать оптимальный режим.

— Есть резонанс! — говорю я.

Мы закрепляем на себе снаряжение, обвешиваемся оружием. Все, не сговариваясь, поворачиваются к нашему дому. Минуту мы в молчании смотрим на него.

— Все, — говорю я, — Анатолий, врубай полную мощность, открывай переход. Вперед!

Через полминуты небольшой участок пространства неподалеку от дома начинает дрожать. Словно мы смотрим на отражение леса в воде, по которой пробегает легкая рябь. Потом этот участок, не переставая дрожать, начинает меняться в цвете. Цвета меняются хаотически, по всему диапазону спектра и наконец все приобретает устойчивый сиреневый оттенок. Особенно ярко выделяются границы участка высотой около двух метров и шириной около метра.

Мы с Леной переглядываемся. Именно так в Красной Башне светилась пентаграмма, из которой к нам явился святой Мог.

— Есть переход! — взволнованно говорит Анатолий.

Порядок движения обговорен нами заранее. Я иду первым. За мной идет Лена, за ней — Наташа. Анатолий идет последним и несет с собой установку. Закрепляю на поясе приборы, снимаю пулемет с предохранителя и досылаю патрон. Пулемет держу в готовности для стрельбы.

— С нами Время!

С этими словами я шагаю в сиреневую рябь перехода.

Тусклый серый свет и ничего, кроме него. И тишина. Даже не мертвая, а какая-то еще не родившаяся. Вот если бы удалось смешать свинец с молоком и залить этим коктейлем все вокруг, даже воздух, вот тогда и получилось бы то же самое. Горизонта не видно. Его просто нет. Всюду, до самых границ видимости, простирается свинцово-молочная муть, пронизанная тусклым сероватым светом. И свет-то исходит не разбери-пойми откуда. И не сверху, и не со стороны, и не снизу. Он — впечатление такое — исходит отовсюду. Словно светится сам воздух… Воздух ли? Хотя я дышу. А пока дышу, надеюсь, что это все-таки воздух. А может быть, свет исходит от поверхности? Назвать эту плоскость землей язык не поворачивается. Насколько достает взгляд, не видно ни бугорка, ни канавки. Впрочем, и под ногами поверхность твердая и ровная, как стекло. Хотя, нет, не как стекло. Структура какая-то мелкозернистая. И ни малейшего движения воздуха.

Пока я изучаю показания приборов, из сиреневого марева, висящего за моей спиной, выходит Лена. Она держит наготове бластер. Но стрелять здесь не во что и некуда. К выражению тревоги на ее лице примешивается недоумение. К такому она явно не была готова. И ей здесь не нравится. Как и мне, впрочем. Хотя приборы показывают полное отсутствие вредных излучений и ядовитых примесей в воздухе, по крайней мере, известных нам. Показывают они также полное отсутствие какой-либо биомассы (кроме нас с Леной), а также каких-либо аномалий в гравитационном и темпоральном полях. Искатель перехода тоже ничего не обозначает.

Из марева появляется Наташа, и сразу за ней Анатолий. Сиреневое марево начинает интенсивно вибрировать. Оно и понятно. Переход был открыт с той стороны, а теперь воздействие осуществляется с этой. Установка-то хотя и висит за плечами у Анатолия, продолжает работать. Надо прекращать это, так и до Схлопки недалеко. Делаю знак рукой, и Анатолий выключает установку. Марево схлопывается в точку и исчезает.

У Наташи и Анатолия растерянный вид. Они ожидали всего, но только не такого. Были готовы ко всему, но только не к этому. Не произнеся ни слова, мы занимаем «круговую оборону»; каждый просматривает свою сторону «горизонта». Но везде одно и то же. Я еще раз бросаю взгляд на приборы. Они по-прежнему не показывают ничего угрожающего. Но и без всяких приборов я ощущаю какую-то зловещую эманацию, скрытую угрозу, царящую в этом непонятном Мире.

— Время мое! Куда же мы попали? — говорит наконец Лена.

Эти первые произнесенные нами здесь слова звучат удивительно глухо. Словно в барокамере с пониженным давлением. Не думаю, что я услышал бы их, если стоял в нескольких метрах отсюда. Но приборы показывают нормальное давление.

— Вопрос хороший, — отвечаю я. — Только, надеюсь, ты не ждешь на него такого же хорошего ответа?

Наташа правую руку держит на автомате, а левой ладонью берется за щеку и качает головой:

— Лена, я хочу домой! — жалобно шепчет она.

Эта ее выходка несколько разряжает напряженную атмосферу. Мы все коротко смеемся и тут же умолкаем. Слишком уж дико и неестественно звучит здесь смех.

— Ну, куда пойдем? — спрашивает Лена.