— У меня такое странное чувство, что если я бро­шусь сейчас с этой скалы, то не испытаю ни боли, ни страха. Мое тело спадет с меня, как одежда, и, кружась, тихо опустится на землю, а душа полетит на небо.

— Ой, пожалуйста, давай не будем пробовать, — по­шутил Бернард. — А то расстроим вон тех людей. — Он показал на туристов, которые стояли неподалеку, щел­кая и жужжа своими камерами.

— Я чувствую себя такой... легкой, — сказала Урсу­ла. — Должно быть, потому, что я облегчила душу перед Джеком. Облегчить душу — точные слова. Именно так я себя чувствую.

— Значит, вы все же поговорили о Шоне?

— Да. Джек, конечно, помнил то лето. Может, не так живо, как я, но едва я завела разговор о старом сарае в конце нашего сада в Корке, как по выражению его ли­ца поняла, что он знает, о чем я собираюсь говорить. Он сказал, что в то время боялся нажаловаться нашему отцу на Шона, потому что Шон и с ним пытался проде­лывать всякие мерзкие штучки года за два до того, и Джек боялся, что все это всплывет и нас изобьют до по­лусмерти. Может, он и прав. Наш отец, это точно, в гне­ве делался страшен. Джек сказал, он искренне полагал, что я была слишком мала, чтобы понимать, что делает Шон, слишком мала, чтобы как-то пострадать от этого, думая, я со временем обо всем забуду. Кажется, он ис­пытал настоящий шок, когда я сказала ему, что это рас­строило мой брак и здорово испортило мне жизнь. Он все говорил: «Прости меня, Урсула, прости меня». И я верю — говорил искренне. Видимо, именно поэтому он спросил отца Люка, может ли тот исповедать его перед принятием причастия. Чудесная была служба, помазание елеем больных, правда? Некоторые слова были так прекрасны, жаль, что я их не запомнила.

— Я, кажется, помню, — сказал Бернард. — Я доста­точно часто произносил их. «Через это святое пома­зание по благостному милосердию Своему да изба­вит тебя Господь от прегрешений, которые ты со­вершил своими глазами». И затем то же самое про нос, ладони и стопы.

— Так, ради интереса, как можно нагрешить носом?

Бернард от души расхохотался.

— О, это был любимый каверзный вопрос на заня­тиях по моральной теологии в бытность мою студен­том.

— И каков же был ответ?

— В учебнике говорилось, что ты можешь злоупо­требить, нюхая духи и цветы. Это казалось не слишком убедительным. Кроме того, смутно намекалось на то, что похоть вызывается запахами тела, но в семинарии в это не углублялись по вполне понятным причинам. — Перед его мысленным взором тут же предстала карти­на: он на коленях, уткнувшись лицом в промежность Иоланды, и вдыхает запах, напоминающий аромат со­леного воздуха на пляже во время прилива.

— Вообще-то я не об этом думала, — сказала Урсу­ла. — Был такой урок...

— Соборное послание святого апостола Иакова. «Болен ли кто из вас?».

— Именно это. Ты помнишь, как там дальше?

«Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвите­ров Церкви, и пусть помолятся над ней, помазав ее елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящую, и восставит ее Господь; и если она соделала грехи, простятся ей. Признавайтесь друг перед дру­гом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться..[97]»

— Именно так. Какая жалость, что ты больше не свя­щенник, Бернард, ты так чудесно произносишь эти слова. Только разве о «болящей женщине» говорил отец Люк, когда читал их сегодня днем?

— Нет, — ответил Бернард. — Я изменил слова ради тебя.

К тому времени как они вернулись в Макаи-мэнор, Ур­сула совсем выдохлась.

— Замученная, но довольная, — изрекла она, когда снова оказалась в своей постели. Она взяла племянни­ка за руку. — Дорогой Бернард! Спасибо, спасибо, спа­сибо!

— Я, пожалуй, пойду, тебе надо отдыхать, — сказал он.

— Да, — согласилась она, но руки не выпустила.

— Я приеду завтра.

— Знаю, что приедешь. Я привыкла на это рассчи­тывать. И страшусь того дня, когда ты выйдешь из этой комнаты в последний раз. Когда я буду знать, что на следующий день ты не придешь, потому что будешь в самолете, на пути в Англию.

— Я еще не знаю, когда уеду, — заметил он, — так что не стоит расстраиваться заранее. Все зависит от папиного выздоровления.

— Он сказал, что его выпишут из больницы на сле­дующей неделе.

— Отвезти его домой может и Тесса. А я бы остался еще на несколько дней.

— Ты такой милый, Бернард. Но рано или поздно тебе придется уехать. Ты должен вернуться к своей ра­боте.

— Да, — признал он. — Скоро в колледже нужно бу­дет читать вводный курс для африканских и азиатских студентов. Я обещал его взять. Предполагается, что он знакомит их с жизнью Британии, — принялся подроб­но излагать Бернард, надеясь отвлечь Урсулу от невеселых мыслей. — Надо продемонстрировать, как обра­щаться с газовой плиткой, и как есть копченую селед­ку, и сводить их к «Марксу и Спенсеру», чтобы купить теплое белье.

Урсула с трудом улыбнулась:

— Я только надеюсь, что не слишком долго прожи­ву после твоего отъезда.

— Ты не должна так говорить, Урсула. Это огорчает меня, так же как и тебя.

— Прости. Я просто пытаюсь настроиться на жизнь без тебя. Твое присутствие последние две недели, встреча с Джеком и Тессой совсем меня избаловали. Когда вы все улетите, мне будет страшно одиноко.

— Кто знает, может, я вернусь на Гавайи.

Урсула покачала головой:

— Это слишком далеко, Бернард. Ты не сможешь взять и прыгнуть в самолет и полететь через полмира, только потому, что я почувствую себя одиноко.

— Всегда есть телефон, — сказал он.

— Да, всегда есть телефон, — сухо повторила Урсула.

— И всегда есть Софи Кнопфльмахер, — пошутил он. — Уверен, она будет рада навещать тебя, когда папа уедет.

Урсула скривилась.

— Есть еще один человек, который живет в Гонолу­лу, — сказал Бернард. — И я знаю, что этот человек рад будет тебя навещать... и я знаю, что она тебе понра­вится. — Яркий образ-предвидение вспыхнул в его мозгу: Иоланда решительно входит в комнату в своем красном платье, размахивая смуглыми руками игрока в теннис, излучая здоровье и энергию; она улыбается Урсуле и придвигает стул, чтобы поговорить с ней.

Они будут говорить обо мне, наивно подумал он. — Я привезу ее завтра, познакомиться. Зовут ее Иоланда Миллер. Она вела ту машину, которая сбила папу... точ­нее сказать, под которую он шагнул. Вот так мы позна­комились. И с тех пор подружились. Ну, на самом деле очень подружились. — Он вспыхнул. — Помнишь, ты попросила меня пойти в «Моану» на коктейли, чтобы отпраздновать явление акций «Ай-би- эм»? Так вот, я те­бе тогда не сказал, но я пригласил Иоланду. — Не входя в подробности, он ясно дал понять, что с тех пор они виделись очень часто.

— Ну, Бернард, а ты, оказывается, темная лошад­ка! — заметила до крайности изумленная Урсула. — Значит, у тебя есть еще одна причина вернуться на Га­вайи помимо встречи со своей бедной старой теткой.

— В самую точку, — подтвердил Бернард. — Все упирается только в деньги.

— Я оплачу твой приезд в любое время, когда ты за­хочешь, — сказала Урсула. — В конце концов, я все рав­но оставляю все деньги тебе.

— О, я бы не стал этого делать, — возразил Бернард.

— Почему нет? Кто заслуживает их больше, чем ты? Кому они нужны больше, чем тебе?

— Патрику, — ответил Бернард. — Сын Тессы абсо­лютно беспомощен.

Вы читаете Райские новости
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату