– Никогда не прощу тебя, Пат.

– За что?

– Ну... Ты и Энджи...

– За то, что мы с ней спали?

– Именно ты лишил ее невинности. Вы были моими лучшими друзьями, к тому же добрыми католиками, это нас подавляло и сковывало в сексуальном плане. Но в то лето вы оба покинули меня.

– Нет.

– О, да. – Он довольно ухмыльнулся. – О, да. Оставили меня с Буббой и Фрэнки Шейкс, и еще с кучкой слизняков с прогнившими мозгами. А дальше? Это было в августе?

Я знал, что он имел в виду, поэтому кивнул.

– Четвертого августа.

– Там, на Карсон Бич, вы наконец сделали свое дело. А потом ты, умник, ты обошелся с ней, как со шлюхой. И она прибежала ко мне. И я снова был вторым.

– Снова?

– Снова. – Он откинулся на спинку своего стула и вытянул руки в примирительном жесте. – Послушай, – сказал он, – у меня всегда был шарм и внешность, но у тебя – интуиция.

– Шутишь?

– Ничуть, – сказал он. – Продолжим, Пат. Я всегда слишком много размышлял, а ты действовал. Ты первым из всех нас понял, что Энджи не является одним из наших корешей, ты первым перестал торчать на углу, первым...

– Я был неугомонный. Я...

– У тебя была интуиция, – сказал он. – Ты всегда мог заранее предвидеть ситуацию и воспользоваться ею.

– Ерунда.

– Ерунда? – Он хихикнул. – Признайся, Пат, это твой дар. Помнишь тех дурацких клоунов в Сейвин Хилл?

Я улыбнулся и вместе с тем вздрогнул.

– Еще бы.

Он кивнул, и я увидел, что даже спустя два десятилетия он все еще чувствует дрожь, не отпускавшую нас несколько недель после встречи с теми клоунами.

– Если бы ты не угодил бейсбольным мячом в их лобовое стекло, – сказал он, – кто знает, сидели бы мы здесь сейчас.

– Фил, – сказал я, – мы были детьми с чересчур развитым воображением и...

Он энергично покачал головой.

– Конечно, конечно. Мы были детьми, и были на взводе, потому что на прошлой неделе был убит Кол Моррисон, и по городу поползли различные слухи об этих ребятах. Все так, Патрик, но мы действительно были там. И ты прекрасно знаешь, что бы с нами случилось, если бы мы вошли в их фургон. Он до сих пор стоит перед моими глазами. Черт. Все забрызгано грязью и мазутом, из открытых окон доносится вонь...

Белый фургон с разбитым стеклом в личном деле Хардимена.

– Фил, – сказал я. – Фил. О, Господи Иисусе.

– Что?

– Клоуны, – сказал я. – Ты сам только что сказал. Это было как раз на той неделе, когда убили Кола Моррисона. Когда, мать их, я запустил мяч прямо в их лобовое стекло...

– И точно в цель.

– И сказал своему отцу. – Я поднес руку ко рту, так как из-за шока он был широко распахнут.

– Погоди-ка, – сказал он, и я понял, что та же мысль, обжигающая, как искра, мой позвоночник, осенила и Фила. Его глаза вспыхнули ярким светом.

– Я пометил фургон, – сказал я. – Черт побери, я пометил его, Фил, не подозревая об этом. И ОАЭЭ нашла его.

Он пристально смотрел на меня, и я видел, что он тоже все знает.

– Патрик, так ты говоришь...

– Теми клоунами были Алек Хардимен и Чарльз Рагглстоун.

Если в то время, когда убили Кола Моррисона, вы были ребенком и проживали в нашей округе, вы просто тряслись от страха.

Вы боялись чернокожих парней, потому что предполагалось, что он стал их жертвой. Вы боялись потрепанных, невзрачных мужчин, слишком долго глазеющих на вас в метро. Вас пугали машины, которые либо слишком долго задерживались у светофоров, когда зажигался зеленый, либо замедляли ход, когда проезжали мимо. На вас наводили страх бездомные и те сырые аллеи в темных парках, где они находили ночлег.