– Мне страшно, Патрик. Ясно?

Я не представлял тогда, чего ей стоило сказать это.

– Мне тоже, – сказав это, я направился в спальню.

Во время сна тело Энджи то и дело меняло положение, и я просыпался от того, что ее нога обвивала мою, плотно погрузившись меж моих бедер. Голову она уткнула в мое плечо, ее левая рука покоилась на моей груди. Ее дыхание билось в мою шею, ровное во сне.

Я думал о Грейс, но, по какой-то причине, в моей голове никак не возникал ее полный образ. Я видел ее волосы, ее глаза, но когда пробовал воссоздать ее лицо целиком, ничего не получалось.

Энджи застонала, и ее нога еще теснее прижалась к моей.

– Не надо, – очень мягко пробормотала она. – Не надо, – повторила она, не просыпаясь.

Вот он, конец света, подумал я, погружаясь в сон.

Где-то среди дня позвонил Фил, я ответил ему сразу же после первого звонка.

– Проснулся? – спросил он.

– Проснулся.

– Я подумал, может, заглянуть к вам.

– Энджи еще спит.

– Ну и славно. Просто... сижу тут один, жду, когда появится этот урод, и шизею.

– Заходи, Фил.

Пока мы спали, сильно похолодало, и небо превратилось в гранит. Несущийся из Канады ветер с ревом носился по округе, сотрясая окна и пихая в бок машины, припаркованные вдоль авеню.

Чуть позже пошел град. Когда я вошел в ванную, чтобы принять душ, град с треском барабанил по стеклам, подобно горстям песка, швыряемым океанскими волнами. А когда я обсыхал, он буквально оплевывал окна и стены, словно ветер разъярился как дикий зверь.

Пока я надевал чистое, Фил заваривал кофе. Я вышел на кухню.

– Все еще спит? – спросил он.

Я кивнул.

– Выдохлась, как Спинкс в поединке с Тайсоном, да? Сейчас ее глаза излучают энергию, а в следующий миг она разбита, будто не спала целый месяц. – Он налил кофе в кружку. – Вот так с ней всегда, с этой девочкой.

Я налил себе кока-колы и присел к столу.

– С ней все будет в порядке, Фил. Никто ее пальцем не тронет. И тебя тоже.

– М-м-м... – Он поставил кофе на стол. – Ты все еще спишь с ней?

Я откинулся к спинке стула, поднял голову и вздернул на него брови.

– Ты немного не в себе, Фил.

Он пожал плечами.

– Она любит тебя, Патрик.

– Не в том смысле. Тебе никогда было не понять этого.

Он улыбнулся.

– Я многое понимаю, Патрик. – Он обнял кружку обеими руками. – Знаю, она любила меня. Не спорю. Но она всегда была полувлюблена в тебя.

Я покачал головой.

– Знаешь, все эти годы, что ты избивал ее, Фил... Так вот, она никогда, ни разу тебе не изменила.

– Я знаю.

– Вот как? – Я чуть наклонился и понизил голос. – И ты не перестал постоянно обзывать ее шлюхой? И не прекращал пускать в ход кулаки по пустякам, если был не в духе? Так?

– Патрик, – как-то мягко сказал Фил. – Я прекрасно знаю, что из себя представлял. И... представляю. – Он нахмурил брови и уткнулся взглядом в кружку с кофе. – Я избивал жену. Я пил. Все так. В этом ты прав. – Он горько усмехнулся, глядя в чашку. – Я бил эту женщину. – Он посмотрел через плечо в сторону спальни. – Я бил ее и заслужил ее ненависть, и она никогда уже не будет доверять мне. Никогда. Мы никогда не будем... друзьями. Во всяком случае, такими, как были раньше.

– Пожалуй, нет.

– Да... Итак, я стал тем, кем стал, ничего не попишешь. И потерял ее, и заслужил это, потому что ей лучше жить без меня, как ни крути.

– Не думаю, что она планирует выбросить тебя из своей жизни, Фил.

Он усмехнулся своей горькой улыбкой.

– В этом вся Энджи. Посмотрим правде в глаза. Несмотря на все ее 'да пошел ты...', 'мне никто не нужен' и т. п., на самом деле она не может сказать 'прощай'. Никому и ничему. В этом ее слабость. Как думаешь, почему она до сих пор живет в доме своей матери? С этой мебелью, которая сохранилась со