поинтересовался я. – Хорошо устроились.

Смотреть в глаза Малкерну было бессмысленно – ничего там не прочтешь. Его не проймешь тысячью безупречно логичных обвинений; если же будут представлены железные доказательства, то единственное, чего от него дождешься, будет: «Что-то не припоминаю».

Я отхлебнул пива:

– Вы хорошо были знакомы с моим отцом?

– Хорошо. А почему ты спрашиваешь? – И он взглянул на часы.

– Вы знали, что он избивал жену и третировал детей?

Малкерн пожал плечами:

– Меня это не касалось.

– Патрик, твоя личная жизнь в данном случае никого здесь не интересует, – вставил Джим.

– И совершенно напрасно. – Я посмотрел на Малкерна. – Вы сенатор, слуга народа. И вы хорошо знали, что представлял собой мой отец. И тем не менее не вмешались.

– Слушай, я же тебе сказал – это не мое дело.

– А что же ваше дело, сенатор?

– Бумаги, что ты принес, Пат.

– И это все, сенатор? – не отставал я.

– Да нет, конечно. Всеобщее благосостояние меня тоже волнует. Я бы с удовольствием разъяснил тебе концепцию утилитаризма, да времени нет. И к чему все это? Ну, получил ты от своего старика сколько-то подзатыльников – так это еще не криминал.

Хороши подзатыльники! Дважды за первые двенадцать лет жизни я оказывался на больничной койке.

– Вы знаете о Полсоне? Я имею в виду – вы все о нем знаете?

– Ну, хватит. Получи, сколько тебе причитается, и ступай своей дорогой. – Верхняя губа его покрылась капельками пота.

– Все ли вы знаете о Полсоне? Например, что он трахает мальчиков?

– Я бы попросил выбирать выражения, – сказал Малкерн, с улыбкой оглядываясь по сторонам.

– Сенатор, – вступила Энджи. – Определите, какие выражения не будут резать вам ухо, а мы посмотрим, насколько полно они передают такие понятия, как «растление малолетних», «проституция», «вымогательство» и «убийство».

– Не понимаю, что вы несете, – сказал Малкерн. – Бред какой-то, и больше ничего. Давай сюда документы, Пат.

– Сенатор...

– Ну что тебе еще, Пат?

– Не надо называть меня «Пат» – это смахивает на собачью кличку. Меня зовут Патрик.

Малкерн откинулся в кресле и закатил глаза. Меня он, скорее всего, и не видел.

– Старина... – начал он.

– Я хочу знать, что именно и как много вы знаете? Ваш приспешник начал с того, что стал обрабатывать детишек, а в результате в городе началась настоящая война из-за того, что когда-то они с Сосией сняли – исключительно для собственного удовольствия – пару узкопленочных любительских порнух. И надо же, пленка куда-то затерялась. Была да сплыла. И пошло все гулять само по себе. Что, не так? И было у Сосии чем наехать на Полсона, а Полсону пришлось наехать на своих, и закон об уличном терроризме так и не был принят. А когда Полсон, оплакивая свою погибшую невинность, малость перебрал, тут-то Дженна и нашла фотокарточки, на которых ее родной сын запечатлен в недвусмысленной позиции с мужчиной, на которого она работала и за которого, что не исключено, даже голосовала. Что вы на это скажете, сенатор? Вам это известно?

Он ничего не сказал. Лишь молча посмотрел на меня.

– А мне была отведена роль магнита, – сказал я. – Разве не так? – Я посмотрел на Джима, и он бесстрастно посмотрел на меня. – Я должен был навести Сосию и Полсона на Дженну и тем самым помочь им спрятать концы в воду. Я правильно понял задание, сенатор?

Улыбкой встретил сенатор Малкерн мой гнев и негодование. Улыбкой – ибо он отлично знал, что у меня на него нет ничего, кроме вопросов и предположений. Он знал, это, и в предвкушении торжества взгляд его стал жестким. Я ничего не получу, хоть из кожи вон лезь. Так уж сложилось.

– Давай бумаги, Пат, – сказал он.

– Сначала чек, Стерл, – сказал я.

Он протянул руку, и Джим вложил в нее чек. Джим смотрел на меня так, словно мы с ним много лет играли в одну и ту же игру, а сейчас его осенило, что правил-то я не знаю. Он укоризненно покачал головой, как мать, застукавшая сынка в кладовке над банкой варенья. Из него получилась бы отличная монашка.

Малкерн заполнил графу «Прошу выплатить...», однако сумму не проставил.

– Давай документы, Пат, – сказал он.

Я нагнулся в кресле и передал ему конверт. Он открыл его, достал фотографии и положил стопку на колени.