— Да ты до лица дотронься!

Джимми коснулся рукой щеки, по которой катились слезы. Отдернув руку, он секунду смотрел на мокрые пальцы.

— Черт, — сказал он.

— Хочешь, чтоб я ушел?

— Нет, Дейв, нет. Посиди еще немного, если тебе ничего.

— Мне ничего, Джим, ничего…

За час до назначенной встречи у Мартина Фрила Шон и Уайти заехали домой к Уайти, чтобы тот сменил рубашку, закапанную в обед.

Уайти жил с сыном Терренсом в многоквартирном доме из белого кирпича у самой южной границы города. Квартира была устлана бежевым ковровым покрытием, стены в ней были кремовыми, и пахло в ней мертвенным запахом гостиницы или больницы. Когда они вошли, телевизор был включен, хотя дома никого не было, тихо играла музыка, а на ковре возле черной махины музыкального центра валялись разрозненные части игры «Сега». Напротив телевизора и музыкального центра стояла продавленная кушетка, а судя по оберткам из «Макдональдса» в мусорной корзине, которые тут же заприметил Шон, морозильник здесь был в основном набит готовыми обедами.

— Где Терри? — спросил Шон.

— На хоккее, наверное, — сказал Уайти. — Или на бейсболе… Сейчас сезон. Но больше он увлекается хоккеем. Пропадает на чемпионате.

Шон однажды видел Терри. В четырнадцать тот был здоровенным детиной, настоящим великаном, и Шон представил себе его года через два, представил, в какой ужас будет повергать противника его появление на льду, его мощные, на бешеной скорости броски.

Терри был оставлен на попечение отцу, потому что мать и не думала оспаривать у него это право. Она бросила мужа и сына несколько лет назад ради адвоката, специалиста по гражданскому праву, обвиненного позднее в растрате и, как это слышал Шон, дисквалифицированного. С адвокатом этим она осталась, сохранив хорошие отношения и с Уайти. Во всяком случае, говорил он о ней так, что забывали о его разводе.

Сейчас, войдя в гостиную вместе с Шоном, Уайти тем не менее о нем напомнил. Расстегивая рубашку и поглядывая на разбросанные на полу части «Сеги», он заметил:

— Сьюзен говорит, что мы с Терри устроили здесь настоящую берлогу. Она закатывает глазки, но знаешь, по-моему, это она просто из ревности. Пива или еще чего-нибудь?

Шону вспомнились слова Фрила о том, что Уайти пьет, и он представил себе, каким взглядом тот встретит Уайти, если от него будет разить, как из пивной бочки. А кроме того, зная Уайти, можно было заподозрить и то, что он испытывает его, Шона, — ведь все сейчас смотрят на него с пристрастием.

— Принеси-ка воды, — сказал он, — или кока-колы.

— Вот хороший мальчик, — сказал Уайти. Он улыбался с таким видом, будто действительно испытывал Шона, но что-то неуловимое во взгляде говорило о том, что на самом деле ему хочется выпить. Облизнувшись, Уайти сказал: — Я принесу две банки кока-колы.

Вернувшись из кухни с двумя банками, одну он вручил Шону. Потом направился в ванную, маленькую, рядом с гостиной, и Шон услышал, как он стягивает рубашку и плещется под краном.

— Все это дело становится каким-то неопределенным! — крикнул Уайти из ванной. — У тебя тоже такое чувство?

— Есть немножко, — признался Шон.

— Алиби Феллоу и О'Доннела выглядят вполне солидно.

— Это не означает, что они не могли кого-то нанять, — заметил Шон.

— Согласен. Ты думаешь именно так?

— Да нет. Слишком грязная работа.

— Однако совсем исключить эту версию нельзя.

— Нельзя.

— Надо нам еще раз получше допросить этого паренька Харриса, хотя бы потому, что алиби у него нет. Но вообще-то, старина, не подходит ему такое дело. Слабоват он для этого.

— Но мотив все же усмотреть можно, — сказал Шон. — Например, зреющая ревность к О'Доннелу или что-нибудь в этом роде.

Уайти вышел из ванной, вытирая полотенцем лицо; на белом животе его через всю диафрагму слева направо змеился красный шрам, стягивающий кожу.

— Ну, так что этот парень? — Он опять направился в спальню.

Шон вышел за ним в переднюю.

— Преступником он мне тоже не очень видится, но надо в этом удостовериться точно.

— К тому же есть еще папаша и эти ее полоумные дядюшки, но наши уже переговорили с соседями, и не думаю, что путь наш ведет сюда.

Прислонившись к стене, Шон отпил кока-колы.

— Учитывая полную неопределенность всего этого дерьмового дела, сержант, думаю…

— Да, поделись со мной всеми предположениями. — Уайти появился в коридорчике в накинутой на плечи свежей рубашке. — Старушка эта, Прайор, — сказал он, застегивая пуговицы, — говорила, что не слышала крика.

— Но выстрел слышала.

— Мы решили, что это был выстрел. Но может быть, ты и прав. А вот крика она не слышала.

— Возможно, девчонке Маркус было не до криков: она стукнула злоумышленника дверцей и поспешила поскорее убраться.

— Ну, будь по-твоему. А когда она его увидела? Когда он шел к машине?

Отойдя от Шона, Уайти завернул в кухню.

Отделившись от стены, Шон последовал за ним.

— А это значит, что она, возможно, знала преступника. Потому и сказала ему: «Привет».

— Ага. — Уайти кивнул. — Иначе зачем ей было останавливать машину?

— Нет, — сказал Шон.

— Нет? — Опершись на кухонный стол, Уайти уставился на Шона.

— Нет, — повторил Шон. — Машина стукнулась обо что-то и попала в кювет.

— Однако нет следов торможения.

Шон кивнул:

— Машина ехала со скоростью миль пятнадцать в час, но что-то бросило ее в кювет.

— Что?

— А черт ее знает! Кто руководит расследованием? Ты?

Уайти улыбнулся и одним глотком прикончил свою банку. Он открыл холодильник, чтобы достать еще одну.

— Что может заставить водителя свернуть в кювет, не нажав на тормоза?

— Что-нибудь на дороге, — предположил Шон.

Уайти поднял банку колы в знак согласия.

— Но на дороге мы ничего не нашли.

— Это было уже утром.

— Значит, что-нибудь вроде кирпича?

— Тебе не кажется, что кирпич для этого слишком мал? И поздно ночью…

— Цементная плита.