— Знаешь, сколько людей меня спрашивало об этом? Наверное, чувствую я себя так, как положено. Переменчиво, час на час не приходится. Как теперь? Теперь вроде ничего. Но наверное, потом будет по- другому. Похоже, что так. — Он снова пожал плечами и взглянул на Дейва: — Что у тебя с рукой?
Дейв посмотрел на свою руку. У него был целый день, чтобы придумать объяснение, но он напрочь забыл о руке.
— Это? Помогал приятелю диван ставить, оперся о косяк на лестнице и прищемил диваном.
Джимми, склонив голову, разглядывал вспухшие посиневшие костяшки Дейва.
— Да? Ясно.
Дейв видел, что объяснение его неубедительно, и решил, что, когда его спросят в следующий раз, надо иметь в запасе что-нибудь получше.
— Такая глупость, — сказал он. — Сам себе увечье нанес. Знаешь, как это бывает…
Теперь Джимми глядел ему в глаза, забыв о руке, и черты его смягчились. Он сказал:
— Я так рад тебя видеть, старина.
Дейв чуть было не спросил: «Правда?»
За двадцать пять лет их знакомства на памяти Дейва Джимми ни разу не был рад его видеть. Иногда он чувствовал, что тот не прочь его видеть, но это ведь не одно и то же. Даже когда жизнь вновь свела их, женив на двоюродных сестрах, Джимми не выказывал Дейву большей симпатии, чем просто знакомому. И вскоре Дейв начал воспринимать такую версию их отношений как данность.
Никогда они не были друзьями, не сражались в пристенок, не пинали консервную банку, дурачась на Рестер-стрит. Не гуляли целый год по субботам вместе с Шоном Дивайном, не играли в войну среди куч гравия возле Харвест, не прыгали с крыши на крышу служебных гаражей возле Поуп-парка, не смотрели вместе «Челюсти» в «Рене Чарльз», вжавшись в кресла и вскрикивая от страха. Никогда они не пытались перещеголять друг друга в лихой езде на велосипеде, не спорили, кто будет Старски, а кто — Колчак из «Крадущегося в ночи», не ломали санок на головокружительном спуске с Сомерсет-Хилл после бурана 75-го года. И не подъезжала к ним на Гэннон-стрит машина, пахнувшая яблоками.
Но вот он, Джимми Маркус, день спустя после того, как дочь его была найдена мертвой, и он говорит Дейву, что рад его видеть, а Дейв, как и за два часа до этого, во время беседы с Шоном, видит, что это правда.
— Я тоже рад тебя видеть, Джим.
— Как-то там наши девочки? — спросил Джимми, и в глазах его даже появилось что-то вроде улыбки.
— По-моему, справляются. А где Надин и Сара?
— Они с Тео. Ты, старик, поблагодари от меня Селесту, хорошо? Она нам сейчас прямо как божий ангел.
— Не надо благодарностей, Джимми, старина. Все, что в наших силах, мы с Селестой с радостью сделаем.
— Знаю. — Потянувшись, Джимми стиснул плечо Дейва. — Спасибо.
В эту минуту Дейв чего бы только не сделал для Джимми — поднял бы дом на грудь и держал так, пока Джимми не сказал бы, куда поставить.
И у него чуть не выскочило из головы, зачем он вышел на крыльцо. Ему надо было рассказать Джимми, что он видел Кейти в субботу вечером у Макджилса. Надо было выговорить это, потому что, если откладывать и сказать потом, Джимми удивится, почему он не сказал ему об этом раньше. Надо сказать, пока Джимми не узнает это от других.
— Знаешь, кого я сегодня видел?
— Кого? — спросил Джимми.
— Шона Дивайна, — сказал Дейв. — Помнишь его?
— Еще бы, — сказал Джимми. — До сих пор храню его ловушку.
— Что?
Джимми помахал рукой — дескать, не важно.
— Он теперь полицейский. И именно ему поручено дело Кейти. Он ведет расследование — так, по- моему, у них это называется.
— Да, — сказал Дейв. — Он заезжал ко мне.
— Заезжал к тебе? — удивился Джимми. — Гм… А что это ему у тебя понадобилось?
— Я был у Макджилса в субботу вечером. И Кейти там была. — Дейв постарался произнести это как ни в чем не бывало. — Я оказался в списке посетителей.
— Кейти там была, — повторил Джимми. Он поднял глаза, сощурился. — Ты видел Кейти в субботу вечером, Дейв? Мою Кейти?
— Ну да, Джим. Я про это и говорю. Я был в баре, и она была там. А потом она ушла с подружками и…
— С Дайаной и Ив?
— Ага, с этими девушками, с которыми она всегда повсюду ходит. Они ушли, вот и все.
— Вот и все, — сказал Джимми, устремив взгляд вдаль.
— Я в том смысле, что больше я ее не видел. Но в список я попал.
— Попал в список, понятно. — Джимми улыбнулся, но не Дейву, а чему-то, что, видно, различал вдали его взгляд. — А ты говорил с ней в тот вечер?
— С Кейти? Нет, Джим. Я смотрел матч по телевизору с Большим Стэнли. Я только поздоровался с ней, кивнул. А потом, когда оторвался от экрана, ее уже не было.
Джимми немного помолчал, ноздрями втягивая воздух и время от времени кивая своим мыслям. А потом он вдруг взглянул на Дейва и криво улыбнулся:
— Приятно.
— Что? — спросил Дейв.
— Сидеть здесь вот так. Просто посидеть. Приятно.
— Да?
— Посидеть, оглянуться кругом, — продолжал Джимми. — Ведь всю жизнь торопишься, спешишь — работа, дети, вечно черт знает в каких бегах, пока с ног не валишься. Даже скорость сбавить и то невозможно. А вот сегодня… День особенный, правда? На другие не похожий, а все же и тут приходится заниматься
— Джимми, — сказал Дейв, — что-нибудь из этого могли бы взять на себя
Но Джимми продолжал, словно Дейва рядом и не было:
— …и ни в одном из этих дел я не могу упустить ни единой мелочи, ведь, упусти я что, и это будет для нее как вторая смерть, и люди потом, лет через десять, будут помнить про Кейти лишь то, как все было не так на ее похоронах, а я не могу допустить, чтобы помнили про нее это, понимаешь? Потому что Кейти, старина, с шести лет уж точно, была девочкой очень-очень аккуратной, чистенькой, всегда очень заботилась об одежде, чтобы хорошо выглядеть. Вот потому-то и приятно и даже здорово просто посидеть на крылечке, оглядеться и постараться вспомнить про Кейти что-нибудь такое, чтобы немного поплакать. Ведь знаешь, Дейв, меня начинает порядком бесить, что я никак не могу расплакаться, поплакать по ней, моей родной дочке. Ни одной чертовой слезы не пролил еще!..
— Джим…
— Да?
— Но ты ведь сейчас плачешь!
— Ей-богу?
