сильная и решили — пусть будет старшим. Пусть судит судом праведным, пусть защищает от врагов город, оберегает новгородские земли, торговые пути, по которым плавают купцы. А то, что он варяжского роду, не беда — обживётся.
Так рассказывают одни. А другие говорят по-другому. Будто никто этого Рюрика и не звал вовсе. Просто приплыл он однажды со своей дружиной на длинных ладьях под полосатыми парусами. Сказал: «Видите, сколько воинов у меня? Хотите, я у вас поселюсь и буду охранять и город ваш и земли?» Вот и сел княжить за старшего. Не сразу подчинились новгородцы князю-паходнику. Один раз прогнали его туда, откуда явился. По он второй раз пришел с братьями своими Синеусом и Трувором и с ещё большей дружиной.
А третьих послушаешь, так и вовсе говорят, не было никакого Рюрика. То есть князь по имени Рюрик был. Только в Новгороде никогда не княжил. Как пришёл, срубил крепость-городок на косогоре за ручьем Волховцом, который впадает в Волхов неподалёку от Новгорода, и сидел там до самой своей смерти, не смея носа высунуть.
Нынешний новгородский князь — хилый росток от Рюрикова корня — жил на том же городище в своем дворце. Казалось, бурное кипенье городских страстей не докатывалось сюда через водный рубеж, отделивший княжеский замок от вольного города. Новгородцы, занятые своими делами, приняв на всякий случай к себе князя с его дружиной, словно позабыли о нем. Сытно кормили, щедро поили — чего, мол, ещё надобно? Скучал князь, томилась в безделье дружина. Нельзя сказать, чтобы не имелось у Новгорода недругов. Только давно уже не решался никто напасть на него. Другие города — даже стольный Киев — сколько раз, бывало, и разоряли и жгли. То степняки нагрянут, то свои в междоусобицах луже чужих на части рвут. Но с давних лет никто не мог похвастать, что взял приступом новгородские стены. Часовые на сторожевых его башнях не врага высматривали — просто так, для порядка стояли да поглядывали больше, не занялся где-нибудь пожар, — пожалуй, самый грозный враг города. Иной раз, правда, отправлялись новгородцы под предводительством князя вместе с его дружиной походом куда-нибудь на чудь или на юргу. Возвращались с победой, приводили пленных, пригоняли скот. И опять жизнь шла своим чередом.
Иногда, чтобы размять застоявшихся коней да потешить себя, скакал князь на охоту. По улицам с гиканьем мчались всадники. Ржали кони, лаяли псы. От нечего делать завел князь в охотничьих угодьях для забавы зверинец. Резвились в клетках взятые живьем волчьи и лисьи детеныши. Облезлый медведь, чем-то похожий на лысеющего кряжистого князя, кланялся толпившимся у клеток любопытным, выпрашивая подачки. На лету ловил брошенные ломти хлеба и пироги и с большой охотой выпивал целую братину хмельного меда, которую ему, потехи ради, подносили шутники. Новгородцы любили приходить сюда по праздникам на гулянье с женами и детьми. А еще рассказывают: в здешнем лесу срубил себе избушку один отшельник и поселился здесь вдали от людской суеты, среди зверей. А потом построили здесь монашескую обитель и назвали ее Звериным монастырем. Может, в память об отшельнике, а может — о княжеском зверинце. Но это просто так, к слову. Сейчас же у нас речь о князе, тихо жившем в своем дворце на Рюриковом городище. Но вот туда, за Волховец, зачастили гости. Не простые. Почтенные мужи — самые знатные новгородские бояре. Даже сам архиепископ посетил замок за Волховцом и всю ночь просидел за княжеским столом. Поднимали гости кубки за воинскую доблесть князя, за его дружину и будущие победы. А боярин Ратибор, разгорячась от вин и медов, кричал:
«Пусть князь начнёт, а мы за ним потянем!»
Но не только в княжеском дворце продолжалось прошлой ночью позднее застолье. В притворе церкви Параскевы Пятницы собрались торговцы мехом. Гречник Викула, каждую весну отправляющий ладьи в Византию, купчина Еремей, ведущий торг с немцами, датчанами, шведами, и прочие владельцы судов и лавок, промышляющие мягкой рухлядью.
— Худион! — громким шепотом проговорил кто-то.
Да. В почтенное это общество пришёл, будто к себе домой, бывший холоп Худион — ныне правая рука господина Садко.
Если главный счётчик, с которым мы познакомились в конторе Садко, получил свободу по воле случая, то Худион добился её сам. Ещё во времена своего холопства у мастера-литейщика, владельца мастерской художественного литья, Худион по доверенности хозяина вёл все его торговые дела. Началось всё с того дня, когда в мастерской случилась большая неприятность. Произошло это не без вмешательства нечистой силы. Это, конечно, не я так считаю. Так думал мастер.
«Не перекрестил лба перед тем, как приступить к работе, вот и попутал лукавый, отвел глаза», — запоздало каялся хозяин Худиона. И правда, как иначе могло случиться, что ни сам он, ни подмастерья раньше ничего не заметили.
Работа мастера по художественному литью не менее тонкая, чем работа златокузнеца-ювелира. Так же как и в ювелирной, в мастерской художественного литья изготовляют подвисочные кольца, ушные колты, браслеты, перстни, ожерелья, поясные бляшки, бусы, пуговицы и прочие украшения. Некоторые мастерские специализируются на отливке нашейных крестиков или пластин для украшения церковной утвари. В мастерской, принадлежавшей хозяину Худиона, отливали образки — маленькие иконки, которые носят на груди. На такой иконке образ, лик — либо Иисуса Христа, либо богоматери, либо какого-нибудь святого.
В этот день в мастерской начали отливать святого Георгия. Накануне мастер закончил резать каменную форму для отливки. Изготовить форму не просто. На твердом камне надо вырезать все, что должно быть на образке. Долго и кропотливо вырезал мастер на камне фигуру святого воина Георгия на коне с копьем в руках, чудище с разверстой пастью у конских ног и надпись внизу: «Святой Георгий побеждает змия».
В последнее время работал мастер день и ночь. Торопился закончить поскорей отливочную форму. Приближался день святого воина Георгия, защитника ратных людей. Многие захотят повесить на грудь образок с Георгием. Быстро можно будет распродать товар.
Наконец, форма для отливки была готова. С раннего утра в мастерской пылала печь. Худион вместе с другим подмастерьем, сменяя друг дружку, раздували мехи, нагнетали в печь воздух, чтобы горела жарче. В глиняных тигелях плавился металл для отливки — серебро с медью. Мастер тоже не отходил от печи. То и дело заглядывал в тигели. Юнот — юный отрок, ученик, отданный родителями в услужение, чтобы приучался к мастерству, держал наготове льячку — глиняную, как и тигель, разливную ложку с узким носкому конце и длинной деревянной ручкой.
Мастер скомандовал: «Пора!» Худион, взяв у мальчишки льячку, зачерпнул из тигеля и осторожно вылил металл в форму. Другой подмастерье быстро прикрыл форму каменной крышкой. Вот и готов образок. Остаётся, как остынет, вынуть его и снова залить в форму металл для следующего образка.
Работали до самого обеда. В углу мастерской уже громоздилась груда образков. И вдруг, вынимая очередную отливку, мастер глянул на образок, да как закричит. Подмастерья к нему. Думали, хозяин горячим металлом обжегся. А мастер тычет перстом в образок и кричит что-то про лукавого. Пялят подмастерья глаза — ничего не понимают. Образок как образок. Вот Георгий с копьем, вот змий, вот надпись. Только что это? Батюшки-светы! Надпись-то какова — все буквы шиворот-навыворот! Чтобы на отливке вышли буквы такими, как должно, на каменной форме их надо вырезать не так, как они пишутся, а обратной стороной. Это каждому известно. А вот поди ж ты, нашло затмение, и мастер не перевернул буквы на камне, вырезал прямо. Шутка, ли сказать, вырезать новую каменную форму!
Мастер на все лады ругал нечистого, молил всех святых — то Кузьму и Димиана — покровителей всякого мастерства, то Параскеву Пятницу — святую деву, от которой зависел успех торговли, то самого Георгия Победоносца, чей лик был изображен на иконе. Но Кузьма с Димианом, по всей вероятности, мало что могли помочь теперь, когда работа была уже закончена. Параскева Пятница к литью явно никакого отношения не имела. А Георгий хоть и был смелым воином, но ему, видимо, легче было победить змия, чем перевернуть наизнанку надпись.
Выручил мастера его же холоп Худион. Попросил разрешения нести иконы на торг. Уверял, что продаст их. Раздосадованный неудачей, хозяин сначала турнул попавшегося под горячую руку холопа. И в самом деле, как было не турнуть? Понесет холоп образки на торг. Только кто станет покупать иконки с выворотной этой надписью? Ладно, если засмеют. Ведь и к ответу притянуть могут. А кого? Конечно, ere, мастера, хозяина. С холопа какой спрос?
