На Ярославовом дворище Вишена не раз бывал. Так называется площадь на Торговой стороне, где когда-то стоял дворец князя Ярослава Мудрого. Но никакого водопровода Вишена там не видел.

— Так он же не сверху проложен, а в земле, под настилом, чтобы в нём зимой вода не замерзала, — пояснил дядя Викула. Врубил топор в бревно и крикнул своим плотникам: — Солнце на покой уходит! И нам пора!

Вишена побежал к двору боярина Ратибора, заглянул в ворота: может, увидит Глеба. Но Глеба не было. А вот Борис играл во дворе со своим братишкой Демидом. Вишена свистнул. Борис оглянулся на окна терема — не видит ли мать — и махнул Вишене рукой: сейчас, мол, постараюсь выйти. Мать Бориса, боярыня Гордята, не любит, когда сын играет с соседскими ребятами. Вишена не стал дожидаться Бориса у ворот. Решил пока сбегать за Алёной.

На крылечке Алёниного дома сидел уже вернувшийся из своей кузни Фома, рядом с ним дядя Викула и горшечник Данила. Здесь же стоял Ждан и ещё кое-кто из соседей. Они часто собирались по вечерам в маленьком дворике кузнеца потолковать о разных делах, о новостях. Известно, корабельщики и кузнецы всегда знают, что делается на белом свете. Корабельщик ходит на ладье в дальние края. А кузнец хоть и стоит весь день у наковальни, зато вокруг него с утра до вечера толпится народ. Кому меч нужен, кому — серп, или топор, или иной какой инструмент. Кузнец постукивает молотком, а сам слушает, что люди говорят, на ус мотает.

Алёниного отца Фому уважают на улице Добрыни. Посоветоваться к нему приходят или просто просят: «Расскажи, Фома, что от людей слыхал». Вот и в этот раз все внимательно слушали, что говорил Фома. Вишена тоже прислушался.

— На Рюриковом городище про поход толкуют…

«Рюриково городище, как и Зверин монастырь, находится за городским валом, только в другой стороне. Там стоит княжеский дворец», — вспомнил Вишена. Его хорошо видно, когда плывёшь по Волхову на Перынь. Отец Илларион недавно читал им «Повесть временных лет» — так назвал учёный монах Нестор свою летопись, записки, в которых рассказывается о самых важных событиях, происходивших в каждом году. Написал Нестор и о том, какие племена жили на Руси, и с какими они воевали врагами, и кто первый стал княжить в стольном Киеве и у них в Новгороде. Там и про этого Рюрика было написано.

Рюрик был варяг. Позвали Рюрика на Русь князья славянских племён, живших в то время на Новгородской земле. Позвали будто бы потому, что то и дело ссорились меж собой, никак не могли договориться, кому быть старшим над остальными. А пока они ссорились, на их земли нападали враги, разоряли дома, уводили в плен людей, угоняли скот. Вот и решили князья — пусть приходит Рюрик со своей дружиной и будет за старшего, чтобы никому не было обидно. И стал Рюрик княжить в Новгороде. Только непонятно, почему он своё городище — крепостной городок и дворец — построил не в Новгороде, а далеко, аж за Малым Волховцем. Там и доныне живут князья. «Интересно, кто это на Рюриковом городище собирается идти в поход?» — подумал Вишена.

Но дослушать, что говорил Фома, ему не пришлось. Из дому выбежала Алёна. Борис уже ждал их.

— А мне что купили! — закричал он, увидев ребят, и поднял над головой маленький кожаный мячик.

— В лапту! Давайте в лапту! — закричал Вишена.

Новенький тугой мячик, будто птица, летал над головами, а упав, весело прыгал по бревенчатой мостовой. Ребята, наверное, играли бы до ночи, но пришёл Борисов холоп и сказал, что боярыня велит сыну идти домой. Да и остальным уже было пора по домам.

Отца дома всё ещё не было. Он вернулся, когда уже совсем стемнело. Устало опустил на пол корзину.

— Никак, всё опять назад принёс? — всполошилась мать.

— Не всё, — отвечал отец устало. — Кой-чего продал. Две пары поршней. Да ещё Ратиборов управитель забрал за полцены маленькие сапожки. «Нашему боярчонку, говорит, пригодятся!» А ещё сказал: «И за то благодари. Задолжал, а не платишь. Вот и пойдут сапожки в зачёт. Остальное донесёшь на той неделе».

Сразу же за забором открывалась яма. Лена не поверила бы, что можно выкопать такую яму, если бы не увидела её собственными глазами. Ну и ямища! Огромная! Широченная! А в глубину… Да в неё преспокойно можно опустить дом, и не такой маленький, в каком живёт Лена, а вроде Наткиного — самого большого дома на Добрынинской улице! К яме вела раскатанная машинами колея и уходила вниз по пологому спуску. Лена подошла поближе. Стояла и думала: «Нет, пожалуй, вместе с крышей дом, в котором живёт Натка, в яму не поместится. Крыша, наверное, останется сверху вместе с Наткиным балконом, который находится на третьем этаже. Но два этажа Наткиного дома очень даже просто влезут. И для чего вырыли такую яму?»

Внизу возились женщины в цветных косынках, ребята, наверное, старшеклассники, как и Серёжа. Лена смотрела, смотрела и никак не могла понять, что они делают. Кто сидел на каких-то ящиках, кто на корточках, кто просто на коленках опустился на землю, и — вот чудеса — взрослые люди, словно малыши в песочнице в Наткином дворе, брали горстями землю и, потерев её в ладонях, сыпали тоненькими струйками в большие ящики. Иногда кто-нибудь поднимался и шёл в угол ямы. Там прямо на земле стоял маленький столик. Возле него на табуретке сидела женщина в тёмных брюках и красном свитере. В руках у неё была большая, похожая на классный журнал, книга.

«Может, спуститься вниз? Да, а та надпись на заборе: «Посторонним вход воспрещён!»? — вспомнила Лена.

И вдруг внизу, в яме, женщина в красном свитере поднялась со своей табуретки и громко закричала:

— Дима! Дмитрий Николаевич! Идите сюда! Посмотрите, что Синькова нашла!

И тут Лена увидела Дмитрия Николаевича. Он шёл быстрыми шагами к столику, где сидела женщина в красном свитере. Наверное, другим тоже стало интересно, что нашла эта Синькова, потому что многие повскакивали со своих мест. Лена мигом забыла про надпись и побежала вниз.

Возле столика стоял уже плотный кружок. Все что-то разглядывали, передавали из рук в руки. Что это было? Какая-нибудь редкая монета? Драгоценности? Клад? Наверное, что-нибудь в этом роде. Потому что все вокруг радовались и говорили, что это большая удача. Не совсем понятно, правда, было, почему поздравляют Дмитрия Николаевича, как будто нашёл всё он, а не Синькова. Сама же Синькова, немолодая, загорелая, худенькая женщина, стояла тут же и рассказывала:

— Когда попалась первая планка, я даже не сообразила, что это такое, да она и была-то не целая — обломок. Хотела отнести Наталье Ивановне, чтобы записала в журнал. Глянула, а её нет на месте, отлучилась куда-то. «Ну, думаю, посею пока ещё немного. Уровень известен. Только недавно замеряли». Взяла горсть, другую, смотрю: опять дерево. Тоже планочка вроде первой, только целая. Пригляделась: по бокам ложбинки, вроде бы пазы. И тут мне стрельнуло: «Батюшки! Да ведь это, наверное, плахи от зольника, в котором кожи обрабатывали!»

И опять все шумно радовались и говорили, что здорово повезло. Мог вместе с домом сгореть и этот зольник. И просто чудо, что он уцелел.

В конце концов, Лене всё же удалось увидеть, что нашла Синькова и из-за чего все шумели и радовались. Получилось всё очень просто. Пока Лена вертелась, стараясь разглядеть ходившую по рукам находку, кто-то тронул её за плечо. Она испуганно оглянулась. Но, на её счастье, это был не кто-то чужой, а Дмитрий Николаевич.

— Это вы? — спросила Лена, будто сама не видела, что перед ней — Дима собственной персоной.

— Как будто я, — весело ответил Дмитрий Николаевич. Он даже не спросил, хочет ли она посмотреть их находку. А сразу сказал, будто Лена просила его об этом: — Сейчас покажу. — И крикнул: — Ребята,