думать, но он не мог избавиться от ощущения, что это хрустят не ветки, а кости тех неудачников и корыстолюбцев, которые до него решили испытать судьбу. Ему вдруг показалось, что они попали на другую планету, где действуют совершенно иные законы и правила.

Странно… Он много повидал в своей жизни, гораздо больше, чем выпадает на долю любого другого человека. У него за спиной остались опасная служба на Памире, криминальные подвиги Бригады, смерть и возрождение к новой жизни на свалке, чеченский плен, тюрьма и суд, личная война с арабскими террористами на Ближнем Востоке, спуски в жерло дремлющих вулканов… Но сейчас все это почему-то казалось таким далеким, мелким и нереальным…

Лайза как-то сказала про Лас-Вегас, что это самое фантастическое место на Земле. Может, она и права. Но что значит Вегас, созданный человеком на пустом месте, по сравнению с глухой сибирской тайгой, где Великое Безмолвие хранит величайшую тайну природы? Что можно выиграть в блэк-джек или рулетку? Разноцветные фишки, и ничего больше. Ставишь фишки и выигрываешь фишки. Все очень просто. А здесь, у Алатырь-камня, им предстояло сделать ставку куда более впечатляющую, зато и выигрыш в случае везения обещал быть несравненно большим, чем все фишки и деньги мира вместе взятые…

Им пришлось перелезать через стволы бурелома, уворачиваться от острых сучьев, продираться сквозь заслоны из ветвей, но оба они продолжали упрямо двигаться вперед, как две ракеты, поймавшие заданную цель. Внезапно стало темнеть — очень быстро, буквально с каждой минутой. Фонарик и запасные батарейки утонули вместе с рюкзаком. Спички, обмазанные парафином и запрятанные в водонепроницаемую металлическую коробочку — тоже. На небе засияла Луна и тут же, как назло, спряталась за облаками.

Белов, пока сетчатка глаза не приспособилась к отсутствию света, двигался на ощупь. Он пронзал непроглядную темень копьем и только потом делал шаг вперед. За спиной раздавалось учащенное дыхание Степанцова. Они шли молча — слова были не нужны. Аким сказал, что Алатырь-камень стоит всего-лишь в трех-четырех километрах от берега. Белову каза-лось, что они давно уже прошли это расстояние, а цели путешествия все еще не было видно. Да и что можно разглядеть в кромешной темноте?

Копье почему-то перестало подсказывать направление. Значит, они пришли? Он остановился, опершись на копье, как пастух на посох. Теперь он напоминал древнего жреца — повелителя стихий; того, чей знак был выбит у него на плече. Он закрыл глаза… И внезапно почувствовал этот лес по-другому, всей кожей. Наверное, это могло показаться странным, но с закрытыми глазами он его лучше видел. Дрожащие контуры деревьев словно проецировались чудесным образом на обратную сторону век. Теперь он мог бы пройти куда угодно…

Справа от него раздался птичий крик. Белов не знал, что это за птичка. Он слышал ее голос в первый раз: звонкий, пронзительный и одновременно — мелодичный. Птичий крик звал его, предупреждал о чем-то. Белов повернул голову в ту сторону, откуда он доносился, и вдруг увидел между деревьями бледно-зеленое сияние. Значит, там и есть Алатырь-камень.

— Саша… — позвал его боксер, и видение пропало, словно было нарисовано на стекле фосфоресцирующими красками, и его смыло дождем.

Белов вздрогнул, открыл глаза и обернулся.

— Саша, ты чего? Почему остановился?

— Да так, заслушался птичку. Ты слышал, как она пела?

— Птичка? — с подозрением спросил Степанцов. — Какая птичка, Саша? Здесь тихо, как в морге!

Белов уже устал удивляться. Значит, у него все-таки есть дар предвидения! И поэтому он до сих пор жив, несмотря на все удары и подсечки судьбы.

Ему давно казалось, что он обладает какими-то необычными способностями, но он гнал эту мысль от себя потому, что ему всегда хотелось быть «простым человеком», какими были его отец и мать.

Он предпочел бы жить в обычном городском районе, в обычной квартире и ходить каждый день на обычную работу. И даже мечтал об этом, когда груз ответственности становился невыносимым или дела на комбинате шли не лучшим образом. Но вся его жизнь служила подтверждением его сегодняшней догадки. И- значит, все, что случилось с ним в последнее время, было неспроста. Саша усмехнулся своим мыслям..

— Нам в ту сторону, — сказал он и уверенно двинулся сквозь ночную темноту направо, туда, где увидел… нет, не увидел, а почувствовал зеленоватое сияние.

— Саш, ты уверен? — догоняя его, спросил Сергей.

— Уверен. Ты знаешь, оказалось, с закрытыми глазами я вижу больше, чем с открытыми.

Он догадывался, что Степанцов сбит с толку и ждет объяснений, а Белову не хотелось ничего объяснять. Зачем? Все равно каждый человек навсегда заперт в своей черепной коробке и никогда не сможет адекватно передать себе подобным, что он думает или ощущает на самом деле. Только с помощью слов, которые все искажают и врут.

— Камень где-то рядом. Я его чувствую, — сказал Белов, не вдаваясь в подробности. — Он меня зовет… Некоторое время они шли в полной темноте.

Сильный ветер поднялся и зашумел в верхушках деревьев. Он разогнал облака, поэтому тьма стала постепенно редеть; словно кто-то разбавлял небесные чернила подсвеченной водой. На темно-синем куполе над головой зажглись россыпи звезд. Они казались такими близкими и доступными, что хотелось собирать их руками.

Белов и боксер вышли на край поляны, залитой серебристым светом луны. Поляна напоминала бутылочное горлышко — она сужалась к противоположному концу. Там, в узком месте, лежала густая тень. Свет будто боялся касаться того, что там находилось.

Белов покрепче сжал древко, позвал боксера жестом за собой, и они, крадучись, двинулись вперед. Кроны деревьев опять зашумели, как будто Хозяин тайги что-то говорил им рассерженным голосом. Белов почувствовал странную истому разлившуюся по всему телу. Ему захотелось упасть и уснуть, провалиться в вязкий тягучий сон похожий на смерть.

«Я должен!» — вспыхнуло в мозгу, и он, преодолевая навалившуюся слабость, пошел дальше. Голосов становилось все больше, они что-то нашептывали на все лады; просили, требовали, угрожали, молили.

Что-то непонятное и неопределенное противодействовало ему, словно он прорывался сквозь ставший вдруг плотным, как желе, воздух. И чем ближе он подходил к камню, тем тяжелее давался каждый шаг. За спиной тяжело дышал Степанцов, и Белов откуда-то знал, что боксеру приходится еще тяжелее, чем ему.

Буквально в десятке. шагов от них в полумраке вспыхнул и погас мегалит высотой в человеческий рост. Алатырь-камень, как маяк, звал, манил его к себе, но какая-то мягкая и жестокая сила не пускала к нему. Она препятствовала, как могла. Враждебные голоса стали громче и отчетливее; они кричали на все лады: «Отступись! Тебе это не нужно! Брось его!»

Но и его внутренний голос становился все громче, и вскоре в ушах у него оглушительно зазвучало: «Не будь рабом. Не будь воином. Стань владыкой будущего. Стань жрецом!»

Перед глазами мелькали картинки: деньги, деньги, деньги, слава, женщины, власть, необъятная и абсолютная… Белов с огромным усилием вытянул руку вперед. В тот же момент камень откликнулся бледным зеленоватым свечением. На его поверхности явственно обозначился мистический знак — крест с солнечным кругом на нем. Саша приложил правую ладонь к горячему символу. Рука наполнилась мягким теплом; свечение, как рентгеновские лучи, проходило сквозь кисть так, что Саша видел каждую косточку и каждую пульсирующую жилку. Деньги, слава, власть… Эти картинки замелькали пред глазами еще быстрее, но Саша усилием воли оборвал их бестолковую круговерть.

«Хозяин! Убей зверя, терзающего его сердце! Хозяин! Убей зверя! Хозяин! Убей!» — трижды мысленно повторил он.

'Свечение всколыхнулось, на мгновение погасло и тут же вспыхнуло вновь. По лесу пробежал легкий ветерок, словно Хозяин тайги осенил Белова своим наитием. Суета, наполнявшая его сердце, растаяла, словно лед на солнце, и оно стало свободным и чистым, как астральный свет. Быть может, только в раннем детстве человек бывает таким свободным и чистым.

Белов больше не чувствовал давящей тяжести соблазнов, которые непременно должны были возникать у каждого, кто стоял перед Алатырь-камнем. Он сумел их победить! Деньги, слава, власть… Суета, Его желание помочь другу было искренним; светлым и настоящим.

Саша ощущал, как от камня исходит огромная сила; возможно, ничуть не меньшая, чем та, что