регулярно в нее наведывался. — Учись у Гиппократа: знаешь, что такое психосоматическое единство организма? Это значит, одно зависит от другого.

— Священство выше царства, дух выше материи, — стоял на своем Федор. — А если по-твоему рассуждать, то получается, что любой инвалид или хроник непременно должен быть слабаком. А они могут над землей парить, силой воли побеждать зло! В том-то и суть христианства, что слабые, и убогие, и нищие духом внидут в царствие небесное и узрят Бога. А те, кто при жизни по ним ходил, знаешь, как будут наказаны? Думаешь, на сковородках черти их будут жарить? Фигушки! Они будут лишены блаженства и радости видеть Господа! Страшнее этого ничего нет!

Лукин долго размышлял, пытаясь подвести теологическую базу под процесс оздоровления организма и, наконец, нашел достойный аргумент.

— Сознание, то бишь дух, дано нам Богом в ощущениях, оно с Божьей помощью и заставляет тело мутировать, — заявил он Ватсону и на этом посчитал дискуссию закрытой.

По просьбе Степанцова Белов разыскал Светлану Козыреву и предложил ей работать в спортшколе. Федор горячо поддержал эту идею и сумел должным образом развить. Он предложил Светлане заняться еще и питанием детей. Многие из них были из так называемых неблагополучных семей, где родители пропивали все деньги, и поэтому не дотягивали по весу до возрастной нормы. Они отставали в развитии и с трудом справлялись с возраставшими нагрузками. Понимая, что проблему необходимо срочно решать, Федор бросился к Светлане.

Едва появившись на пороге, он закидал ее каверзными вопросами.

Голубушка, Светлана Александровна! — сказал он. — А вы, к примеру, борщ варить умеете?

Светлана настороженно покосилась на визитера: уж не собирается ли этот бородач к ней свататься? Видела она Федора второй или третий раз в жизни и еще не знала, что он великий путаник и специалист по усложнению простых вопросов.

— Умею, — призналась она нехотя.

— Йес! — крикнул Лукин и перенятым у ребят жестом выбросил вверх сжатый кулак, но тут же снова посерьезнел и спросил. — А еще что-нибудь, кроме борща? Уху, к примеру, или там, щи из брюссельской капусты?

Оказалось, Светлана умела готовить все, и это было здорово, то, что надо. Они пришли к соглашению, и теперь специально отряженный для этой цели экс-бомж из Дома Сорского каждое утро привозил свежие продукты, а Светлана, пока шла тренировка, готовила обед.

После тренировки она рассаживала мальчишек за длинным столом на втором этаже бывшей прачечной и кормила сытным обедом. Хватало на всех; более того, никому не возбранялось прийти поужинать; специально для этого Лукин держал школу открытой до позднего вечера. Ужином он заведовал сам, потому что Светлана в пять часов вечера брала судки с едой и уходила в клинику Ватсона покормить Сергея.

Доктор долго к ней присматривался, а потом поздравил Сергея с удачным выбором пассии. Сказал, что таких женщин, мол, днем с огнем не сыскать, и даже сам Лев Николаевич Толстой при всей его тонкой организации и женоненавистничестве вряд ли смог предъявить ей претензии. Наташа Ростова отдыхает!

— Редкий экземпляр фемины! признался он как-то в разговоре Белову — Можешь мне поверить, уж я-то на всяких насмотрелся. Обычно баба сосет из мужика энергию, а эта наоборот. Веришь ли, она только мимо пройдет, а я уже так заряжаюсь, что готов хоть сейчас марафон бежать. Не девка, аккумулятор.

— Аккумулятор, говоришь? — неодобрительно покачал головой Белов. — Ты вот что, доктор, поаккуратней с клеммами, а то током шибанет! У нее, кстати, будущий муж — боксер, ты не забыл?

— Саша! Ну как ты мог подумать? — оскорбился Ватсон, но на лице его появилось смущенное выражение.

Что и говорить, Светлана ему нравилась. Она не могла не нравиться; Эта женщина вдруг как-то необыкновенно расцвела. Теперь ей не приходилось каждый день думать о том, чем накормить сына. Она стала больше внимания уделять внешности, одежде. Да и Вадик как-то повзрослел; забыл о прежних хулиганских замашках.

Вечерами Сергей и Светлана подолгу гуляли вокруг клиники. Ватсон, скрепя сердце, приветствовал эти прогулки; считал, что Сергею они только на пользу. Однажды утром Ватсон завел Степанцова в перевязочную и снял повязку. Раны на груди, стянутые временными швами, и не думали загнаиваться.

— Отлично, голубчик! — пропел Ватсон, разрезая шелк. — Будем накладывать постоянные. Я, конечно, не пластический хирург, но уж постараюсь, чтобы ничего не было видно.

Сергей терпеливо перенес процедуру. Ватсон немного лукавил. Он успел проштудировать массу учебников по косметической хирургии, и швы получились на славу — внутрикожные, почти незаметные. Конечно, следы от медвежьей лапы все равно остались, но из бесформенных багровых рубцов они превратились в белые узкие шрамы. За шовным материалом доктор ездил в краевой центр и выбрал самый лучший — тонкий рассасывающийся кетгут.

Кроме того, он просидел не одну ночь, обложившись пособиями по диетологии и спортивной медицине. В основном это были англоязычные книги, и тут пришла на помощь Лайза. Она переводила Ватсону самые трудные моменты, а тот записывал все на диктофон.

— По крайней мере, — сказал доктор, — нашего Сергея никто не сможет уличить в применении допинга. По одной простой причине — я даже не знаю, что это такое и как его использовать.

— Даже узнавать не стоит, — согласилась с ним Лайза.

Они все, как-то незаметно для себя стали называть Степанцова «нашим Сергеем».

Боксер стал необычайно популярен в Красносибирске. Каждый хотел ему чем-то помочь и быть хоть в чем-то полезным. Клиника доктора Вонсовского напоминала штаб. Ему даже пришлось поставить у себя в кабинете еще один диван, чтобы ликвидировать дефицит посадочных мест.

Улучив свободную минутку, Белов, Федор, Лайза, Витек, Светлана, — слово все, прибегали сюда и начинали обсуждать предстоящий бой. К счастью, проблема с тренировками решилась сама собой. Сергей был профессионалом высокого уровня. Он привык доверять своему телу, а тело само интуитивно подсказывало, что надо делать. Белов раздобыл записи боев Ларри Пейтона за предыдущие пять лет. Степанцов внимательно ознакомился с ними, делая заметки в толстом блокноте, а потом объявил, что ему необходим спарринг-партнер. Ватсон, посмеиваясь, предложил попробовать в этой роли Лукина. А Белов намекнул, что и сам может вспомнить молодость и надеть перчатки. Но Сергей лишь покачал головой.

— Нет, ребята. Мне нужен профессионал, с таким же почерком, как у Пейтона.

Наивная в спортивных делах Лайза поинтересовалась, какой почерк у Пейтона?

— Ларри уже в возрасте. Через пару лет ему стукнет сорок. Он — блестящий тактик и стратег. Вы заметили, что он начинает боксировать только в пятом-шестом раунде, а до того — отсиживается в глухой, обороне? Кроме того, Пейтон — настоящий панчер.

— Что это такое? — удивился Ватсон. — Может, ты хотел сказать — пинчер? Который доберман?

— Панчер, — пояснил Степанцов, — это боксер, который может решить исход боя одним- единственным ударом. Он может проигрывать по очкам и еле стоять на ногах, но один четкий удар, попавший в цель, срубает противника наповал. У Пейтона это — правый апперкот… Удар снизу. Ларри принимает соперника, дает ему повиснуть на себе, входит в клинч и какое-то время держит все удары. А потом… — Сергей взял в руки пульт и включил режим замедленного воспроизведения. — Смотрите! Одно и то же. Правой он даже не бьет, а отталкивает противника от себя. Сам в это время делает шаг назад, закручивая тело по часовой стрелке. Одновременно следует удар на отходе: как правило, это короткий левый крюк в голову. Он не вкладывает в этот крюк большой силы — просто заряжает себя для следующего удара. Противник переводит защиту в верхний ярус — поднимает руки и пытается подсесть — пропустить перчатку Ларри поверх головы. Но он забывает, что этот ничего не значащий крюк — лишь отвлекающий маневр, выход Пейтона на ударную позицию. И вот тут-то… Правый апперкот, прямо в подбородок, Пейтон распрямляется одновременно с ударом и резко закручивает корпус — но уже против часовой стрелки. Кулак идет по короткой траектории и не успевает хорошенько разогнаться, но, тем не менее, апперкот получается очень сильным. Судите сами. Противник приседает — выходит, он движется навстречу удару; Пейтон выходит из клинча и распрямляется — стало быть, к удару прибавляется сила ног; третий компонент —