вытирая шашку о гриву лошади. — Сколько побили нашего брата!

Голова колонны подходила к кинотеатру «Солей». На пустынных ранее тротуарах появились празднично одетые толпы народу. Мелькали цветные фуражки гвардейских офицеров, нарядные дамские шубки, шляпки с перьями, бобровые шапки, котелки. Слышались смех и французская речь.

Мальчишки-газетчики, стоя под фонарями, выкрикивали:

— Экстренное сообщение!.. Разгром красных под Генеральским Мостом! Большевики отогнаны на сто верст от Ростова!..

А конский топот все тек и тек вниз по улице. Свертывая с Садовой, полки 4-й дивизии расходились по боковым переулкам и улицам.

Одновременно части 6-й дивизии так же бесшумно вступали в город с другой стороны.

Где-то на окраине хлопнули два-три выстрела, коротко простучал пулемет.

Люди, снующие по тротуарам, не обратили никакого внимания на выстрелы. Ночная стрельба была обычной в те времена. Должно быть, в контрразведке кого-то расстреливали, а возможно, кто-нибудь выпалил в воздух по случаю рождества.

Снова прокатилась короткая пулеметная очередь. Но на этот раз пули прозвенели вдоль улицы. Последнее было несколько необычным.

— Господин офицер, слышите? В городе стреляют! — тревожно сказал человек в бобровой шубе, обращаясь к поручику, стоявшему у освещенной витрины.

— И сам не пойму, откуда стреляют, — нерешительно проговорил, поручик, оглядываясь.

На перекрестке спешивались какие-то всадники. Поручик, придерживая шашку, направился к ним.

— Какого полка? — спросил он, подходя.

— Первого кубанского, — сказал в ответ голос.

— Кубанского? Как вы сюда попали? Где ваш командир?

— Докука, проводи господина поручика до есаула, — с грозной усмешкой сказал тот же голос.

Раздался звон шпор. В темноте кто-то ахнул.

— Проводил?

— Проводил, товарищ взводный. Прямым сообщением до штаба Духонина.

— Ну и ладно. Давай, ребята, сюда пулемет. Послышался стук колес. Из-за угла выехала шагом тачанка. Четверка горячих лошадей в наборных уздечках, мотая головами, круто завернула на середине улицы. Номера деловито захлопотали у пулемета, проверяя прицел…

Яркие язычки пламени вставленных в канделябры свечей искрились на толстых шнурах аксельбантов и, отсвечивая в бокалах, дрожали в золотистом вине.

Хлопали пробки, денщики разносили донское игристое. Было провозглашено уже немало тостов, и, как это обычно бывает, каждый хотел говорить и слушать только себя. В большой сводчатой комнате штаба стоял сплошной стон голосов.

— Господа офицеры, — сказал сотник Красавин, поднимая бокал. — Господа, — продолжал он, покачнувшись, — предлагаю тост за здоровье человека, благодаря которому мы имеем возможность отпраздновать в спокойной обстановке этот высокоторжественный день. Пью за здоровье верховного главнокомандующего генерал-лейтенанта Деникина. Ура!

— За полную победу! Ура! — рявкнул сидевший на почетном месте тучный курносый полковник с курчавой бородкой.

Из соседней комнаты, где помещались дежурные адъютанты, появился долговязый хорунжий. Он подошел к полковнику и, почтительно склонившись, зашептал ему что-то.

По полному лицу полковника прошло выражение неудовольствия.

Он поднялся со стула и, пожевав губами, сказал:

— Господа офицеры, нас осчастливил своим посещением начальник контрразведки.

Разговоры и смех смолкли. Все повернулись к дверям, в которые входил низенький подполковник с черными провалившимися глазами на почти квадратном бритом лице. На вошедшем был английский френч, бриджи и шнурованные до колен желтые ботинки на толстой подошве. Рядом с ним шла огромная овчарка. В ее страшных выпуклых глазах, казалось, горел дьявольский пламень.

— Я не помешал, господа? — учтиво спросил подполковник Туркул.

— Нет, отчего же! Мы всегда рады вас видеть, Эдуард Вольдемарович, — сказал любезно полковник. — Прошу вас к столу.

Туркул поклонился.

— Сейчас заходил в «Палас», — громко заговорил он, отодвигая стул и присаживаясь. — Боже, что там происходит. Весь отель ходуном. Музыка! Шампанского — разливанное море. А дамы! — Он поцеловал кончики пальцев. — Цвет России. Весь Петербург. — Он улыбнулся, показав крупные зубы.

— А мы вот без дам. Нельзя. Все-таки штаб, — заметил полковник.

— Терпеть не могу этого подлеца, — тихо сказал сидевший на противоположном конце седой есаул. — Такой, улыбаясь, застрелит и все такое прочее. А собака — сущая ведьма.

— Да. Я предпочел бы с ней не встречаться, — подхватил его сосед, молодой капитан в английском френче.

Поймав на себе взгляд есаула, овчарка глухо зарычала. Шерсть поднялась у нее на спине.

— Тубо, Диана! — прикрикнул Туркул.

Собака с подавленным рычанием присела на задние лапы.

В наступившей тишине послышался на улице конский топот.

Сотник Красавин подошел к окну посмотреть.

— Что там? — поинтересовался Туркул.

— Конница, господин подполковник.

— Казаки?

— Не видно. Но что-то много. Побольше полка.

— Хорунжий Табунщиков, потрудитесь узнать, что за часть вошла в город, — сказал курносый полковник появившемуся в дверях адъютанту.

— Слушаюсь. Только я хотел доложить…

— Что такое?

— Связь не работает, — сказал адъютант.

— Опять порыв? — Полковник быстро взглянул на него. — Ну хорошо, вы сначала узнайте, а потом распорядитесь о связи.

Адъютант вышел.

— Господа, господа, что это вы замолчали? — весело заговорил полковник, оглядываясь. — Еще успеем намолчаться в могиле, а сейчас пить, пить, господа!.. Эдуард Вольдемарович, разрешите вам водочки?.. Купец Барышников пожертвовал сорок ящиков для нашей доблестной армии, — пояснил он, наливая рюмку Туркулу. — Еще старый запас. Николаевская.

Комната наполнилась говором. Зазвенели рюмки, застучали ножи.

Подогретые вином, офицеры предались воспоминаниям.

— … А вот у нас, господа, в шестнадцатом году зав-химдив генштаба полковник Мандрыка…

— Какой это Мандрыка? Конный сапер?

— Ну да, маленький такой, с медвежьими глазками. Он еще после февральской революции из дани времени на улице яблоки ел. Так он в шестнадцатом году привез в интендантство требование на четыре ведра спирта для химслужбы.

— На четыре ведра?!

— Ну да. А что вы хотите? Привез на четыре, а получил два. Так он решил одно ведро сам выпить, а другое свезти в штаб дивизии для начальства.

— А-а! Знаю эту историю! — подхватил чернявый капитан. — Он тогда еще пьяный на третий этаж на лошади въехал?

— Не на третий, а на второй.

— Ну, это не имеет значения… Я знаю всю эту историю. Он только въехал, а тут навстречу адъютант главнокомандующего полковник Абаза, который сапоги украл.