Утром она приняла твердое решение и час спустя постучалась в дверь Дмитрия. Открыл Максим и поспешно исчез, как только Кэтрин переступила порог. Лакей, конечно, удивлен ее появлению, но не больше Дмитрия. Князь немедленно выпрямился, пригладил волосы и, поймав себя на столь неподобающе суетливых жестах, вновь откинулся на спинку кресла. Но Кэтрин ничего не замечала. Она смотрела на разбросанные на столе бумаги, гадая, что может занимать Дмитрия в таком долгом путешествии.

Девушка была бы удивлена, узнав, что Дмитрий просматривает отчеты о состоянии многочисленных заводов и фабрик в Рейнской области, которые намеревался купить. Именно изучение утомительных отчетов было областью, в которой преуспела Кэтрин.

Она наконец взглянула на него и разочарованно отметила, что лицо Дмитрия снова стало непроницаемой маской. Кэтрин нервно поежилась, пожалев, что вообще ворвалась к нему, тем более по такому пустяковому делу.

– Надеюсь, я не помешала, – нерешительно начала она и быстро перевела взгляд на книги. – Я случайно заметила… раньше… то есть, когда была здесь… ваше большое собрание…

Ради Бога, Кэтрин, почему ты заикаешься, как деревенская дурочка?

– Не возражаете, если я позаимствую одну-две книги?

– Позаимствовать? Нет. В каюте для них сделано специальное хранилище, так чтобы морской воздух не испортил бумагу. Но ты можешь читать здесь.

Кэтрин чересчур быстро обернулась, не сумев скрыть удивление и неловкость.

– Здесь?

– Да. Я не возражаю против твоего общества, если, конечно, не боишься быть в одной комнате со мной. Кэтрин поджала губы:

– Нет, но…

– Я Не дотронусь до тебя. Катя, если именно это тебя беспокоит.

Князь, по всей вероятности, говорил искренне и не думал лгать. Видимо, ему совершенно все равно. Просто предложил из вежливости. Сама Кэтрин даже не подумала о том, что морской воздух может разрушительно повлиять на дорогую книгу.

Она кивнула и подошла к полке, безуспешно пытаясь притвориться, что осталась одна в комнате. Выбрав книгу, Кэтрин подошла к белому атласному дивану и уселась поудобнее. Книга оказалась коротким описанием России, ее быта и обычаев. Автор, французский граф, прожил в России пять лет. Кэтрин с удовольствием пролистала бы ее, чтобы узнать побольше об этих людях, и кроме того, она могла читать по-французски так же легко, как по-английски.

Прошло больше часа, а Кэтрин все еще была не в состоянии понять хотя бы слово. Совершенно невозможно сосредоточиться, находясь в одной комнате с Дмитрием, гадая, наблюдает ли он за ней, потому что поднять голову и удостовериться самой нет ни воли, ни сил. Даже не глядя на князя, Кэтрин ощущала, как его присутствие подавляет ее, творит хаос с мыслями и чувствами. Кэтрин попеременно бросало то в жар, то в холод, хотя в комнате стояла приятная прохлада. И нервы были натянуты до предела. Малейший шум заставлял ее вскидываться, и сердце тут же начинало отбивать свой собственный сумасшедший ритм.

– Ничего не получается. Катя?

Господи, какое счастье, что он догадался положить конец этой пытке! И ей даже не нужно просить Дмитрия объяснить смысл этого странного заявления. Вероятно, в ее присутствии ему так же трудно сконцентрировать свое внимание на бумагах. Нет, этого просто не может быть. Он скорее всего сообразил, как ей неловко.

– Не получается, – смущенно подтвердила она и закрыла книгу, прежде чем посмотреть на него. И мгновенно поняла свою ошибку. Того, что не выказал голос, обнаружили глаза, принявшие необычный бархатисто-коричневый оттенок, который всегда ассоциировался у Кэтрин со страстным желанием. Сейчас эти глаза сияли внутренним, магическим светом, все больше темнея с каждой секундой, и, казалось, раздевали ее, глядели в душу в поисках ответного чувства, которое она не смела открыть даже себе.

– У тебя весьма ограниченный выбор, – тихим голосом, противоречившим буре, бушующей в глазах, объявил он. – Либо ложишься в мою постель, либо берешь книгу и уходишь. Решай, и побыстрее.

Кэтрин не смогла противиться искушению бросить взгляд в сторону постели. Способна ли она устоять перед соблазном? Она считала, что князь больше никогда не скажет ей ничего подобного.

Опять ты не права, Кэтрин.

– Я… думаю, мне лучше уйти.

– Как… пожелаешь, – с трудом выдавил Дмитрий. У него хватило решимости лишь на то, чтобы остаться сидеть, хотя каждая мышца, каждый мускул вопили, требуя вскочить, догнать Кэтрин, не выпускать из объятий. Неужели он превратился в мазохиста и наслаждается, причиняя себе боль? Надежды нет. Она не изменится. Почему же он упорствует?

Кэтрин обессиленно прислонилась к закрытой двери, пытаясь усмирить все еще колотящееся сердце, охладить разгоряченные щеки. Она так вцепилась в книгу, что пальцы заболели. Ее не покидало ощущение, что ей только что удалось избежать казни. Возможно, так оно и было. Дмитрий угрожал разрушить ее убеждения, принципы, чувство собственного достоинства. Он вполне может уничтожить и волю, и тогда что останется от Кэтрин?

Но она так отчаянно хотела подойти к этой постели. И если бы Дмитрий поднялся, если бы сделал хоть одно движение к ней… Украдкой поглядев на него, она поняла, каких усилий ему стоило не шевелиться: сжатые кулаки, напряженные мышцы, искаженное гримасой лицо.

Господи, каким безумием было вообще прийти к нему! Следовало бы помнить, что находиться наедине с князем небезопасно. Но она думала, что он совершенно потерял к ней интерес. Ну почему она не может понять даже самые простые вещи, когда дело касается его?

Кэтрин, тревожно нахмурившись, зашагала прочь. Но меланхолия и тоска, терзавшие ее последнее время, неожиданно исчезли.