— Понимаю. Может, как-нибудь в другой раз, — сказал Самид, и на лице его промелькнуло недоумение.
Оказавшись на улице, Кристина разъяренно повернулась к Филипу, гневно сверкая глазами:
— Почему ты обрываешь меня на полуслове?!
— Тебе лучше понизить голос, если не хочешь неприятностей. Тина. Я не шутил, когда предупреждал, что здесь мужчина имеет право избить женщину за неповиновение, — резко бросил Филип. — Я перебил тебя, потому что ты собиралась рассказать, как была привезена сюда против воли. Все прекрасно это знают, но если бы ты сказала об этом на людях, ты бы поставила меня в неловкое положение. Возможно, хорошая порка — это то, что необходимо для твоего усмирения.
Он с силой сжал плечо девушки, но та вырвалась:
— Нет! Я… я буду покорной… обещаю… Голос ее прерывался, тело тряслось как в ознобе.
— Прекрати, Кристина, — тихо, но требовательно велел Филип. — Я вовсе не собираюсь бить тебя. Пока ты еще не довела меня до этого.
Он обнял ее, нежно прижал к себе и держал до тех пор, пока она не перестала дрожать. Нет, никогда ей не понять этого человека! То он угрожает ей побоями, то нежно обнимает, так, словно любит без памяти.
Любовь? Почему Кристина подумала об этом? Филип не любит ее. Только хочет. А любовь и желание так же различны, как ночь и день. Ей никогда не покинуть этого места, пока его сердце не смягчится и он не отпустит ее, как Ясир — свою жену-англичанку.
— Ты успокоилась, Тина? — хрипловато спросил Филип, приподнимая ее лицо.
— Да, — тихо отозвалась Кристина, не открывая глаз.
Филип повел ее познакомиться с двумя братьями Самида и их большими семьями. Кристина заметила, что все девушки наблюдали за Филипом с ревнивой тоской. Значит, Рашид прав! Все они надеялись завоевать Филипа до того, как тот привез издалека чужеземку — им на зависть. Они должны ненавидеть Кристину, и больше всех — Нура.
К концу дня Кристина дошила юбку и, довольная, оглядела свою работу. Она скопировала покрой с юбки, одолженной Эминой, только ее была из бледно-зеленого шелка и отделана по подолу темно-зеленым кружевом. Она сможет носить эту юбку с темно-зеленой блузой Эмины, пока не сошьет себе такую же, в тон. Кристина решила, что лучше начать с простых блуз и юбок, чем с изысканных платьев. Пусть эта одежда слишком хороша для становища туземцев, Кристине все равно! Зато настроение сразу поднималось, если она чувствовала себя нарядно одетой!
Перед ужином Филип отвел Кристину купаться, привязав к ноге кинжал на случай нападения. Он тоже ступил в теплую воду, но не сделал попытки прикоснуться к девушке.
Кристина вытерлась и надела новую юбку. Но Филип только заметил:
— У тебя проворные руки. Тина. Рашид ужинал с ними и весь вечер не мог отвести глаз от Кристины. Столь пристальное внимание раздражало Филипа, поэтому Кристина, видя это, рано ушла в спальню, оставив братьев обсуждать дела. Когда Филип позже присоединился к ней, девушка притворилась, что спит, ожидая, что он попытается снова овладеть ею. Но Филип только притянул ее поближе к себе и вскоре заснул.
Глава 11
Дни тянулись медленно, лениво, и жизнь Кристины и Филипа вскоре приобрела заведенный, хотя и несколько монотонный порядок. Он неизменно завтракал и обедал с Кристиной, но потом оставлял ее одну. Каждый вечер, перед ужином, они шли купаться и проводили вечер вместе — Филип чистил оружие, читал или просто размышлял.
И каждую ночь Филип брал девушку, и каждую ночь она боролась, пока страсть не брала верх над сопротивлением и не уносила ее на бушующих волнах. Кристина не могла отрицать наслаждения, которое он дарил ей, но это только заставляло ее еще больше ненавидеть Филипа. Он вызывал в ней какие-то странные, неведомые, смешанные чувства. Близость Филипа заставляла ее нервничать. Она никогда не могла угадать, что он сделает в следующую минуту. Он заставлял ее терять голову и самообладание, впадать в ярость и тут же превращал гнев в страх. И она боялась его, потому что верила, что Филип не задумается пустить в ход хлыст, если она зайдет слишком далеко.
Прошла неделя с тех пор, как Филип привез Кристину в лагерь, и поскольку больше заняться было нечем, она успела докончить зеленую шелковую блузу и еще две юбки, но шитье успело ей до смерти надоесть. И она устала целый день сидеть в шатре.
Сегодня утром Филип ушел сразу же после завтрака, не сказав ей ни единого слова. Кристина знала, что он зол на нее за то, что она не призналась, почему проплакала почти всю ночь. Но как она могла объяснить, что стыд душит ее, стыд и гнев на тело, предавшее ее дух, обманувшее разум? Кристина твердо решила не поддаваться его ласкам, лежать покорно и неподвижно под разгоряченным телом Филипа, но тот терпеливо и медленно возбуждал ее, пока не лишил воли и рассудка, как делал каждую ночь. Но, не удовлетворившись тем, что сломил ее однажды, он снова утвердил свою власть над Кристиной, безжалостно и беспощадно, и она наслаждалась каждой минутой. А когда Филип, усталый и насытившийся, откатился и лег рядом, заплакала.
Правда, он пытался успокоить ее, но она только рыдала все сильнее и молила оставить ее в покое. Странно, но она не столько сердилась на него, сколько преисполнилась отвращением к себе, а когда отказалась объяснить, в чем дело, Филипа охватила холодная ярость. Кристина проплакала почти до рассвета, и сон одолел ее уже под утро.
А теперь часы, казалось, тянулись бесконечно, и Кристина просто задыхалась от вынужденного безделья. Отложив шитье, она подошла к выходу. Солнечный свет казался таким манящим, что Кристина забыла об угрозе наказания и, выйдя из шатра, направилась к загону, наслаждаясь теплом и легким ветерком.
Увидев Филипа, она остановилась как вкопанная. Он стоял в большом загоне рядом с великолепным арабским скакуном, на котором сидел Ахмад. Остальные лошади мирно паслись вместе с овцами на склоне холма. Кристина на миг испугалась, но, взяв себя в руки, храбро зашагала вперед. Когда она добралась до ограды загона, лошадь, перебирая ногами, отпрянула.
Филип обернулся, желая узнать, что беспокоит животное. При виде девушки глаза его угрожающе сузились. Успокоив коня, он почти бегом направился к Кристине.
— Что ты здесь делаешь? — рассерженно спросил он. — Я не давал тебе разрешения покинуть шатер.
Кристина изо всех сил пыталась укротить нараставший гнев.
— Филип, я не могла и минуты больше вынести там. Поверь, мне очень тяжело целыми днями сидеть на одном месте. Я просто задыхаюсь, как в клетке. Мне нужно подышать свежим воздухом и погреться на солнце. Можно мне остаться здесь и посмотреть, что ты делаешь? Мне интересно знать, чем ты занимаешься целые дни, — солгала она.
— Помимо всего прочего, объезжаю лошадей.
— Для чего? — спросила Кристина, желая выиграть время.
— Ты действительно хочешь знать, Кристина? Или снова затеяла очередную игру?
— Я не могу выиграть с таким противником, как ты, и тебе это прекрасно известно, — надулась она. — Мне правда интересно знать, зачем тебе лошади.
— Прекрасно. Что именно рассказать тебе?
— Чему ты их обучаешь?
— Менять направление в зависимости от движения и давления коленей, а не рук. Иногда, в битве или после набега, руки заняты. Кроме того, это служит и другой цели: ведь наших лошадей нельзя украсть, разве что только вести их в поводу всю дорогу, а это затруднительно. Они не потерпят всадника, который попытается управлять поводьями.
— Умно придумано, — с неподдельным интересом сказала Кристина. — Но каким образом они приучаются слушаться тебя?
— Лошадь ведут в определенном направлении, скажем, влево, пока всадник надавливает ей на бок левым коленом. Так продолжается до тех пор, пока конь не запоминает, что надо делать.
— А как он узнает, когда надо остановиться?
