— Слабоумный мальчишка, мы подобрали его в горах, — объяснил Кадир. — Только, видать, не такой уж он слабоумный, раз проехал здесь на коне вчера вечером. Как считаешь, начальник стражи? Порасспросил бы ты своих людей, чем они занимаются на службе по вечерам, а?

Начальник стражи разозлился. Потом открыл ворота. Но все бранился и ругался и меня пропускать не хотел, только Ведира и Кадира.

— В пещеру Катлы его! — орал ОН. — Там ему место! Но Ведир и Кадир заупрямились–я должен проехать с ними, твердили они, и доказать, что не солгал им. Они отвечают за это перед Тенгилом.

Так с моим эскортом, Ведиром и Кадиром, я въехал в долину.

И подумал: если когда–нибудь я увижусь с Юнатаном, то первым делом доложу ему, как Ведир и Кадир помогли мне миновать стражу. Он долго будет смеяться.

Но мне–то сейчас было не до смеха. Я попал в отчаянное положение. Во что бы то ни стало нужно отыскать домик с дедом, иначе мне одна дорога–в пещеру Катлы.

— А ну, вперед, показывай дорогу! — крикнул Ведир. Сейчас поговорим с твоим стариком!

Я тронул поводья и поехал по окраине. Как и в Вишневой долине, белых домов здесь стояло предостаточно. Но я не осмеливался показать ни на один из них, потому что не знал, кто в домах живет. Я боялся сказать: «Здесь живет мой дед», — наверняка Ведир и Кадир войдут внутрь, а там, может, не окажется ни одного даже самого завалящего старикашки. Или такого, кто согласился бы назваться моим дедом.

Ну и в историю же я влип, я ехал, а на лбу у меня проступал холодный пот. Соврать про деда ничего не стоило, но теперь выдумка не казалась удачной.

Возле домов, в садах и огородах, работало много людей, но я не видел никого, кто бы мало–мальски годился мне в деды, и начал все больше и больше отчаиваться. Да и невесело было смотреть, как жили люди Шиповничьей долины, какими они все казались бледными, оголодавшими и несчастными по крайней мере, те, кто попадался мне на глаза. Совсем не то что жители Вишневой. Правда, нас Тенгил еще не захватил, мы не трудились на него как каторжные, он не отбирал у нас все до последнего.

Я ехал и ехал. Ведир и Кадир стали про являть нетерпение, а я все ехал и ехал, словно собрался на край земли.

— Далеко еще? — спросил Ведир.

— Да нет, не очень, — ответил я. В голове у меня все пере–путалось, я уже не соображал, что делаю и говорю, и только ждал, когда же меня бросят в пещеру Катлы.

Но случилось чудо. Хотите–верьте, хотите–нет, но возле белого домика на самой окраине сидел на скамейке старик и кормил голубей. Может, я и не осмелился бы на то, что сделал в следующую минуту, если бы среди его серых голубей не ходил еще один голубь — белоснежный. Единственный!

Глаза сразу же наполнились слезами, белоснежных голу бей я видел только у Софии и еще один раз на моем подоконнике–давным–давно в другом мире.

И я решился на неслыханное. Спрыгнул с Фьялара и бросился к старику. Повиснув у него на шее, я отчаянно зашептал:

— Помоги мне! Спаси меня! Скажи, что ты мой дед!

Я страшно боялся, был уверен, сейчас он оттолкнет меня, как только увидит позади черные шлемы Ведира и Кадира.

Ведь к чему бы ему лгать и обманывать их? Кто я ему? Из за одного этого он мог угодить в пещеру Катлы.

Но он не оттолкнул меня. Он обнял меня, и я почувство вал на спине его добрые руки, защищавшие от всего злого и гадкого.

— Ах, мальчишка, — сказал он громко, чтобы Ведир и Кадир услышали, — где же ты так долго пропадал? И что наделал ты, злосчастный сорванец, раз приехал домой с солдатами?

Бедный мой дед, как только не обругали его Ведир и Кадир! Они орали, и оскорбляли его, и грозили, что если он и впредь не сможет держать своих внуков в ежовых рукавицах и будет позволять им шляться по горам, то скоро внуков у него не останется, пусть уяснит и запомнит раз и навсегда. На сей раз они его прощают, сказали они, устав ругаться. И уехали. Скоро их шлемы замелькали черными точками далеко далеко на спускавшемся от домика широком склоне.

И тут я заплакал. Я лежал на груди у моего деда и ревел.

Ночь тянул ась так долго и страшно, но теперь она наконец–то кончилась. А мой дед все еще обнимал меня. И немного покачивал, ох, как бы я хотел, как хотел, чтобы он и в самом деле был моим настоящим дедом, сказал я ему, все еще хныча.

— Да, я, наверное, гожусь тебе в деды, — сказал он. — Но вообще–то меня зовут Маттиасом. А как зовут тебя?

— Карл Льви … — Я тут же прикусил язык. С ума сошел, что ли, как можно было называть свое имя в Шиповничьей долине! — Добрый дедушка, мое имя под секретом, — вывернулся я. — Называй меня Сухариком!

— Понятно, Сухарик, — сказал Маттиас и хмыкнул. Иди–ка ты на кухню, Сухарик, и подожди меня там! А я пока заведу лошадь в конюшню.

Я вошел в дом. В бедную кухню с небольшим столом, деревянной лавкой, несколькими стульями и очагом. И с большим буфетом у стены.

Когда вернулся Маттиас, я сказал ему:

— Вот такой же буфет стоит у нас дома в Виш… — И осекся.

— … Дома в Вишнёвой долине, — кончил за меня Маттиас, и я с опаской взглянул на него–опять я проболтался.

Но ничего больше Маттиас не добавил. Он подошел к окну и выглянул наружу. И долго еще стоял и приглядывался, словно хотел убедиться, что никого вокруг нет. Потом повернулся ко мне и тихо сказал:

— А буфетик–то у меня с секретом. Подожди, сейчас сам увидишь!

Он уперся в буфет плечом и сдвинул его в сторону. За буфетом в стене была дверка. Старик отворил ее, и я заглянул в комнатку, совсем крошечную. Кто–то лежал в ней на полу и спал.

В комнатке лежал Юнатан.

Я хорошо помню несколько случаев в моей жизни, когда счастье настолько переполняло меня, что, казалось, еще немного – и я сойду с ума. Один раз, когда я был совсем маленьким и получил от Юнатана подарок на рождество — салазки; он долго–долго копил на них деньги. И другой раз, когда я попал в Нангиялу и нашел Юнатана внизу на речке; я как сейчас помню тот неслыханно чудесный вечер в Рыцарском подворье — я был просто ненормальный от счастья. Но н и ч т о, ничто не могло сравниться с минутой, когда я нашел Юнатана в доме Маттиаса, я даже представить себе не мог, что так обрадуюсь! Словно кто–то засмеялся у меня в душе или еще в каком–то месте, где прячется в человеке радость.

Я не дотронулся до Юнатана. И не стал будить его. И не издал вопля радости, не запрыгал. Я молча лег рядом и заснул.

И долго ли спал? Не знаю. Наверное, целый день. Но когда проснулся! .. Да, когда я проснулся, рядом на полу сидел Юнатан. Он сидел и улыбался, а никто на всем свете не умеет улыбаться так, как Юнатан. Я все боялся, что он рассердится на меня за то, что я приехал. Что он, может, уже забыл, как звал на помощь. Но теперь я увидел, что он тоже обрадовался. Значит, и мне можно было улыбнуться в ответ, так мы сидели, смотрели друг на друга и долго не говорили ничего.

— Ты звал на помощь, — сказал я наконец. Юнатан больше не улыбался. — Почему ты кричал?