вел охотничий инстинкт – тот адреналин, который фонтаном выбрасывается в кровь человека, даже считающего себя цивилизованным, при виде ускользающей добычи. Мотоциклиста в камуфляжке требовалось догнать. Немедленно. Во что бы то ни стало.

Вопреки стремлению догнать нарушителя, сотрудникам ГИБДД пришлось сбавить скорость: впереди шоссе круто изгибалось над обрывом. Максименко и Абдулов, изучившие эту дорогу как свои пять пальцев, знали, что высота здесь приличная, к тому же внизу находится несанкционированная свалка заброшенной строительной техники, куда окрестные жители по традиции стаскивают всяческую проржавевшую дрянь. Упустить преследуемого не хотелось, но еще меньше хотелось испробовать крепость ржавого металла на своих переломанных костях.

А закамуфлированный тип на мотоцикле пер вперед с оглашенной скоростью. Без колебаний, без чувства самосохранения, без руля и без ветрил.

– Стой! – голосили ему вслед Максименко и Абдулов, перемежая пристойные слова теми, которые обычно вставляют ради выражений крайних эмоций. – Стой, убьешься! Шею сломаешь! Полетят мозги по закоулочкам! Стой!

Но нарушитель не поддавался на уговоры, считая это новой уловкой врага. Кроме того, он вряд ли был знаком с особенностями местной топографии. Изгиб шоссе, озаряемый беглым светом фар, он не мог не видеть, однако, надо полагать, посчитал, что это для него не препятствие. Самонадеянность его и погубила... На крутом вираже преследуемый не справился с управлением. Притормозившие лейтенанты дорожной службы со смесью оторопи и подспудного восторга наблюдали, как нарушитель на полной скорости вылетел с шоссе и на какую-то растянутую обостренным восприятием долю секунды завис в воздухе. Это было непередаваемое зрелище: вздыбленный над пустотой мотоциклист, своим бешеным порывом напоминающий знаменитого питерского Медного всадника. Зрелище быстро кончилось: мотоцикл полетел вниз. Из-под обрыва донесся грохот, лязг и скрежет. И – крик. Одиночный. Моментально прервавшийся.

– Все, он покойник, – обменялся Абдулов первыми связными словами с товарищем, едва ворочая языком. Вид этой невероятной гибели породил во рту подобие заморозки, точно ему собрались рвать все зубы сразу. – Вызывай «скорую».

– Надо его найти, – так же заторможенно, но более настойчиво отозвался Максименко.

– Зачем еще? Пусть ищут, кому надо.

– Может, это нам надо. Давай лучше найдем. Лейтенант Абдулов нехотя повиновался. Как правило, он подчинялся товарищу, признавая, что Максименко практичнее, лучше знает, с какой стороны хлеб маслом намазан, что с ним, короче, не пропадешь. Хотя жадность и корыстолюбие Максименко не раз вызывали у него отвращение... Но, с другой стороны, а он-то сам разве эталон бескорыстия, чтобы ругать сослуживца?

«Никто не эталон, – сделал попытку примирения с совестью Абдулов. – Все любят материальные блага, никто не упустит случая заграбастать то, что плохо лежит. Просто одни притворяются успешнее, чем другие».

Кладбище ржавого металла при свете фар гибдэдэшных мотоциклов и фонариков, которые достали Абдулов и Максименко, производило впечатление удручающее. И угрожающее. Оно напоминало лес, полный шипов, колючек, острых прутьев и гротескно перекрученных стволов. Как будто некогда на этот заброшенный пустырь занесли рассаду в виде груды металлолома: металлолом пустил корни, образовав зловещую техническую грибницу, прорывающуюся на поверхность земли небывалыми, алогичными конструкциями, в которых лишь кое-где опознавались изуродованные предметы обихода.

«А у меня прививка от столбняка не сделана, – вспомнил Абдулов, с шипением потирая икру, по которой скребанула торчащая из остова железной кровати пружина. – Знал бы, привился бы...»

Максименко заковыристо выматерился. «Тоже на какую-нибудь проволоку напоролся», – подумал Абдулов и ощутил слабое торжество: сам захотел сюда идти, сам и расплачивайся. Но быстро выяснилось, что ругань имела другую причину: Максименко обнаружил нарушителя! Мотоциклист лежал, неестественно склонив голову на грудь. В затылок ему глубоко вошел рельс, и Абдулов задался бессмысленным вопросом, что означает красный цвет поверхности рельса: кровь или ржавчину, а может, и то и другое? Вопреки очевидной тяжести повреждения, мотоциклист был жив: его глаза, отразив свет фонарика, сощурились.

– Ну что, бродяга, долетался? – почти добродушно усмехнулся Максименко, склоняясь над багажником валявшегося поодаль мотоцикла.

– К нему же врачей надо! – не сдержался, чтобы не возмутиться, Абдулов.

– А ты вызывай врачей, вызывай, – одобрил Максименко, сноровисто открывая багажник. – А мы пока посмотрим, из-за чего это он так гнал...

Абдулову всегда было трудно устоять перед искушением. Искушениям, перед которыми невозможно устоять, он предпочитал поддаваться, чтобы не жалеть впоследствии о несбывшихся возможностях. А потому, для очистки совести вызвав по рации «скорую помощь», живенько присоединился к Максименко, который уже извлек из багажника увесистый белый целлофановый пакет и шарил в нем фонариком, исследуя содержимое. Содержимое казалось легким и солидно шуршало.

– Пусти! – отстранил Абдулов Максименко, запуская нос в пакет.

Максименко осклабился:

– Ну, смотри, смотри. Любуйся. Миллион... Нет, ну если не миллион, – сбавил запросы Максименко, – то тысяч сто американских «гринов» как минимум. Так, по-скромненькому. Гульнем! Эх, что бы ты без меня делал?

Со стороны пострадавшего донесся неясный скрежет. Абдулов увидел, что мотоциклист смотрит на них глазами, полными боли и ненависти. И даже... неужели пытается встать? Абдулову сделалось не по себе.

– Ты чего? Ты в своем уме или что? Он на нас смотрит! Он все видит! Вот выздоровеет и придет с нас свои деньги требовать, что тогда?

– Заглохни! Ничего он не вспомнит: у него сейчас вместо мозгов манная каша. Вряд ли он вообще выживет. Ты посмотри на него: готовый жмур!

Чтобы проверить предыдущие впечатления, Абдулов, следуя совету, бросил на пострадавшего еще один взгляд. И убедился, что неудачливый мотоциклист быстро продвигается к состоянию покойника. Глаза его погасли и закрылись, тело больше не совершало никаких попыток движения. Вследствие этого лейтенант Абдулов, переглотнув страх, продолжил изучение содержимого багажника.

К его разочарованию, ничего, равного по силе воздействия целлофановому мешку с долларами, в багажнике больше не нашлось. Нашелся мобильник – вопиюще необычный: глянцевито-алый, блестящий, с корпусом, в форме которого угадывались губы, сложенные для поцелуя. Мобильник Абдулов изымать не стал: где с таким покажешься? Он ведь не баба... Мысль о том, что нарочито-женственные очертания мобильника как-то не слишком сочетаются и с внешним видом могучего, облаченного в камуфляж мотоциклиста, пронеслась по периферии сознания, чтобы тут же угаснуть. Лейтенант Абдулов не обладал способностями к сыскной работе. Ни к чему ему была эта морока.

Прибывшая в рекордно короткие сроки – через пятнадцать минут – медбригада установила, что пострадавший получил тяжкие повреждения головного мозга. И когда он, вопреки интенсивным реанимационным мероприятиям, скончался по пути в ближайшую больницу в машине «скорой помощи», это никого удивить не могло. Осмотр трупа проводился уже в морге больницы. При этом в камуфляжной одежде нашли документы на имя Владимира Ларионова, сотрудника ЧОПа «Викинг».

А целлофановый пакет, набитый долларами, продолжал свои приключения.

На самом деле денег там было меньше, чем первоначально увиделось разгоревшимся на чужое добро глазам дежурных ГИБДД: и не миллион, и даже не сто тысяч, а всего лишь пятьдесят тысяч долларов. Однако и такое «всего» для лейтенантов дорожной службы означало небо в алмазах. Ко времени прибытия «скорой» решение Максименко и Абдулова прикарманить и разделить обнаруженную сумму окончательно вызрело и сомнениям не подлежало. А то, что из-за отсутствия этой важной находки информация о мотоциклисте, который, возможно, совершил преступление, будет неполной, их ничуть не тревожило. Тревожило другое: как бы кто из сослуживцев не подметил, что вернулись они не порожняком.

– Если кто-то заметит – поделимся, – предложил Абдулов.