Все это выглядело вполне логично и убедительно. Все это имело облик чистейшей истины. Если не считаться с одним крохотным обстоятельствам: излагая свою версию того рокового вечера, Бойцов лгал. Лгал уверенно и спокойно, лгал, глядя в лицо следователю прямым и честным взглядом (и при этом неуместно размышляя на тему, что заставляет следователя брить голову: мимикрирует под бандита или стремится скрыть раннюю лысину, – в его-то возрасте?). Иван Андреевич, правдивейший человек, говорил неправду считаные разы в жизни, и лишь тогда, когда был полностью убежден, что поступает правильно. Считал он себя правым и в этот раз.

Нет, Иван Андреевич не нарочно удалил семью в преддверии важного посещения. Визит Каревой явился полнейшей неожиданностью для него. А то, что Лада с Прошкой в тот вечер отсутствовали, получилось само собой: давно собирались навестить стариков. У Бойцова с тестем и тещей были прекрасные отношения, но он предпочел остаться в одиночестве, чтобы спокойно поработать над колхозными документами, требовавшими рассмотрения как можно скорее. Иван Андреевич ничуть не сожалел о том, что не отведает тещиной кулебяки с грибами – венца ее кулинарных способностей: он любил эти часы одинокой работы у себя дома. Когда никто не дергает, ничто не отвлекает, когда можно включить радио и под его ровное, не раздражающее, как у пушистого кота, мурлыканье, в котором изредка всплывают старые, но не забытые песни, дать уму привычную, не отягощающую нагрузку... Однако сегодня что-то не ладилось. В голову, не склонную в данный момент к административной работе, лезли раздражающие мысли, радио, на какую волну ни толкнись, выдавало такую злобно звенящую, дерганую дребедень, что Бойцов предпочел его выключить. И тут же, ухом, привычным к тишине деревенского вечера, уловил сквозь ее заглушающую вату рокотание отдаленного мотора. «Кого это принесло в такую поздноту?» – абстрактно удивился Иван Андреевич. Следом явилась другая, более конкретная мысль: если заехал какой-то посторонний бедолага, чтобы найти кого- нибудь, то трудновато ему это будет сделать сейчас – при полном деревенском безлюдье и заснеженности, в свете редких, ради экономии электричества, фонарей. Номера домов и названия улиц – и те не вдруг разглядишь, а из машины тем более. «Надо выйти помочь», – Иван Андреевич даже не облек в слова импульс, заставивший его из Ладой подаренных домашних мохнатых тапок перескочить в валенки, а на плечи накинуть куртку. Шапку надевать не стал, так как погода выдалась не слишком холодная, кроме того, далеко идти он не собирался.

Медленные снежинки приземлялись ему на голову, увлажняя виски... Так и есть, его предположения оправдались: «БМВ» явно потерял ориентацию в Горках Ленинских. Ивану Андреевичу представлялось, что на таких ездят только здоровенные громилы, но за рулем оказалась женщина... Светловолосая и богато одетая – лица он тогда не разглядел. Когда она опустила боковое стекло, на Бойцова потянуло сквозь зимний воздух волной острых свежих духов, подкрепивших представление о приезжей как о дорогой и, возможно, надменно-избалованной даме.

– Я могу помочь? – спросил было Иван Андреевич, но заезжая дама опередила, с ходу выпалив в него вопросом:

– Вы не могли бы указать, где дом председателя Бойцова?

– Председатель Бойцов – это я, – удивленно сознался Иван Андреевич. – Боюсь только, подъехать сейчас к моему дому вам будет непросто...

– Не важно. Я оставлю машину здесь.

Не задавая никаких вопросов, Бойцов помог ей выбраться из салона «БМВ». Снег шел медленный, тихий, но дорога не была расчищена, так что до своего дома председателю пришлось вести незнакомку под ручку, словно жених невесту. Походка у «невесты» оказалась размашистая, энергичная; пару раз она поскользнулась, но не упала, только крепче прижала к себе небольшую изящную сумочку и еще какой-то здоровенный прямоугольный предмет, который она придерживала под дубленкой. Ивану Андреевичу пришло в голову, что давненько он не дарил своей Ладе таких городских, бесполезных, радостных для женщин вещиц: духов, сумочек, разноцветных платочков на шею... А надо бы! Она, конечно, будет усмехаться и отворачиваться: «Для кого ты это накупил, умник? Для немолодой деревенской бабы?» А он ответит: «Для любимой женщины!» И обоим весело станет...

Только дома, при электрическом свете, Иван Андреевич смог как следует разглядеть пришелицу. И поразился открытию: внешне она оказалась нехороша. Может быть, оттого, что феерически-золотые волосы, изящество тренированной худощавой фигуры, очевидные приметы богатства заставляли предполагать противоположное, Бойцову резануло глаза ее лицо – широкое, с квадратной челюстью, с немногочисленными, но глубокими морщинами. Еще и нос набок глядит, словно в молодости его обладательница участвовала в боях без правил. Не то что с Ладой не сравнить, а попросту – мужик переряженный! Человек старшего поколения, Иван Андреевич вспомнил Аркадия Райкина, когда великий артист выступал под женскими масками – ну точь-в-точь! Лицо незнакомки было масочно-гротескным, но Бойцов не мог не отметить, что небольшие серые глаза с редкими ресницами лучатся умом, а это ему понравилось: разговаривать с дурами терпеть не мог. И рукопожатие этой своеобразной женщины оказалось подходящим: крепким, честным, открытым.

– Я ведь еще не представилась, – улыбнулась она. Улыбка не делала ее краше, но располагала к общению. – Елизавета Викторовна Карева, адвокат. О, как у вас тут тепло и уютно!

Иван Андреевич любил комплименты своему действительно очень теплому и уютному, отделанному в традициях старой русской избы дому: даром, что ли, он, Лада и Артурка вложили в свое семейное жилище столько старания? Но, услышав о профессии этой диковинной залетной пташки, он моментально нахмурился:

– Адвокат? С какой стати?

– Позвольте объяснить, Иван Андреевич. Я представляю интересы фирмы «Русский земельный фонд»...

– Это акуловской, стало быть? – иронически перебил адвокатессу Бойцов. – Извините, Елизавета Викторовна, вот о чем, о чем, а об интересах Акулова и его бандитов я с вами беседовать не стану.

– Послушайте, дело в том, что...

– Даже слушать не хочу. Тема закрыта.

– Да погодите вы! – властно повысила голос Карева, и Бойцов вынужден был дать ей договорить: вероятно, таким же повелительным глубоким голосом она заставляла прислушиваться к себе судей. – Если вы думаете, что мой клиент мне симпатичен, вы глубоко ошибаетесь. Если вы считаете, что он отморозок и подлец, поверьте, в этом мы с вами тоже сходимся...

Бойцов недоверчиво слушал адвокатессу. Ну-ка, что она еще наклеплет на своего работодателя, чтобы втереться в доверие к председателю колхоза? С нее станется! Адвокаты – продувной народ, им верить нельзя. Как там у Достоевского? «Аблакат – нанятая совесть», кажется, так. Умели зреть в корень русские классики!

– Но если вы не понимаете, что при этом он еще и опасен, – завершила пассаж Елизавета Викторовна, – значит, вы не настолько ориентированы в ситуации, как вам представляется.

Она стояла перед Бойцовым, вытянувшись в струну, глядя ему в глаза. Почти одного с ним роста, с грубым мужским лицом, но все-таки женщина... Будь на ее месте мужик, Иван Андреевич не поколебался бы спустить его с крыльца прямо в снег головой – пинком под зад! Но она была женщиной, и председатель колхоза после небольшого колебания предложил:

– Присаживайтесь, Елизавета Викторовна.

– Благодарю. – Она выбрала низкий диванчик возле обеденного стола, с резной деревянной спинкой, с мягкой обивкой – очень удобный, все гости, знакомые с обстановкой председателева дома, примащивались прямо на него. Но разве эта чужая женщина – гостья? Она говорит слова чуждые и отвратительные:

– С Акуловым все равно не справиться. Его не одолеть ни мне, ни вам, ни правоохранительным органам Российской Федерации. Он лишен чувства самосохранения, а потому движется напролом и добивается... Он всегда добивается, чего хочет. Теперь он захотел эту землю.

Адвокатесса говорила быстро, напористо, однако с каким-то посторонним, неуместным подрагиванием голоса. Ивану Андреевичу показалось, что она хочет запричитать, чтобы разжалобить его, но не умеет. С таким решительным мужеподобным лицом, да она просто не знает, как это делается. И расположилась нарочито по-мужски – широко расставив ноги, щеголевато обтянутые брюками, расстегнув дубленку, излишнюю в изрядно натопленном помещении. Прямоугольный предмет, который прежде скрывался под дубленкой, оказался целлофановым пакетом, в котором что-то шуршало. Что там находится, Иван Андреевич