Трещина изгибалась и разветвлялась, напоминая собой не то Великий каньон, не то какую-нибудь сибирскую реку.

Он попробовал пошевелить руками и ногами. К его большой радости, ему это удалось.

«Значит, не сумасшедший дом, – подумал он. – Там на меня обязательно напялили бы смирительную рубашку. Отвратительная вещь эта смирительная рубашка. Надо будет на досуге потренироваться и научиться из нее выбираться. А то мало ли, в жизни всякое бывает».

Дверь открылась, и в палату вошла медсестра. Она выглядела куда симпатичней, чем та, которая делала ему укол в психиатрической лечебнице.

– Наконец-то вы пришли в себя, – улыбнувшись, сказала она. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально. А я что, здесь уже долго?

– Да нет. Всего два дня. Но к вам постоянно ходят посетители.

– Девушка? – почему-то спросил он.

– Нет, – немного виновато сказала сестра. – Девушка не приходила. Кстати, к вам и сейчас пришел посетитель. Я попросила его подождать и пошла проверить, как вы себя чувствуете.

– Вы можете его пригласить.

– Нет уж, – строго возразила она. – Вначале мы измерим температуру. Потом вы выпьете лекарство. Затем я пущу к вам посетителя.

– Хорошо, давайте градусник, – мрачно ответил он. – Но вы, по крайней мере, скажите ему, что со мной все в порядке. И что мы сможем побеседовать минут через десять.

– Хорошо, скажу. Но только не вздумайте обманывать меня с градусником.

– Да я вроде уже не маленький, чтобы обманывать с градусником.

– Не надо мне рассказывать. Взрослые норовят обмануть насчет температуры гораздо чаще, чем дети.

– Даю вам честное слово, – торжественно сказал он, засовывая себе под мышку градусником. – Вот, видите.

– Не меньше пяти минут.

Медсестра вышла.

Оставшись в палате один, он тут же вынул градусник. Посмотрел на шкалу. Тридцать шесть и шесть. Тогда он снова засунул градусник под мышку, но на этот раз другой стороной.

«Не хватало еще, чтобы меня здесь задерживали из-за какой-то температуры, – подумал он. – А то выяснится, что у меня какие-нибудь несчастные тридцать семь и пять, и поднимется крик».

Спустя пару минут дверь снова открылась, и в палату просунулась голова Виктора Солонина.

– Здорово, боец. Ну ты как тут, живой?

– Живой. А вы что не заходите?

– Да медсестра тебе досталась шибко строгая. Заявила, что, если я до ее прихода сюда зайду, она меня выгонит. Черт, уже идет.

Голова Солонина скрылась.

Из-за двери донеслись звуки легкой перепалки. Говорила в основном медсестра, а Солонин всячески ее успокаивал, объясняя, что не хотел ничего плохого.

Коляда быстро переставил градусник в нормальное положение.

Наконец дебаты закончились, и в палату вошла медсестра.

– Ваш друг просто невозможен, – заявила она с порога. – Ну неужели так сложно немножко подождать. Доставайте градусник.

Проверив температуру, она протянула ему несколько таблеток и стакан воды.

– Выпейте.

– Это не снотворное?

– Нет. Пейте.

Только после того, как Коляда выпил лекарство, Солонин получил возможность появиться в палате. Он проводил медсестру взглядом.

– Ой строгая, – сказал он, качая головой. – Но симпатичная. Ну что, желаешь узнать последние новости?

– Что с Непесовым?

Солонин взял в углу стул и сел возле кровати.

– Непесов мертв. Там же, возле трапа, и скончался.

– А Женя?

– С ней все в порядке, не беспокойся. Даже не ранена. Кстати, она уже согласилась с нами сотрудничать. Она вместе с Турецким и Галей Романовой уже вылетела в этот самый, как его?

– Кунсан.

– Вот-вот. В Кунсан. В общем, взяли мы всю эту контору. Сейчас все проверяют. Корейская полиция задействована, Интерпол. В общем, молодец ты, одним словом. Справился. Александр Борисович к тебе сюда заскакивал, но ты еще без сознания был.

– А вы ей сказали про меня?

Солонин вздохнул:

– Сказали, конечно. Как же без этого? Но я так понял, она тебе сильно обязана? Хотя лично мне показалось, что она решила сотрудничать с нами по каким-то другим причинам.

– А кто были эти люди? Я имею в виду тех, кто стрелял в нас.

– Люди Мичмана.

– Но ведь Мичман мертв?

Солонин почесал затылок:

– Как бы не так. Юрий Петрович жив и здоров. Правда, свою загородную дачу он сменил на отдельную камеру. Перехитрил он твоего Непесова. Развел, что называется, как пацана.

– И что, он сознался?

– Ну вот еще! – фыркнул Солонин. – Такие люди никогда ни в чем не сознаются. Даже когда им пистолет с отпечатками пальцев показывают. Авторитет. Но в данном случае это неважно. Все равно сядет по полной. И знаешь, что интересно? Он даже не пытался от нас скрыться. Просто сидел у себя на даче и ждал, когда за ним приедут. Всех своих людей отпустил. Оставил только пару охранников. Сейчас как раз Курбатов с ним работает. Представляешь, у меня такое ощущение, что вся Москва сюда перебралась. Куда ни посмотришь – одни наши. Вячеслав Иванович местных милицейских начальников шерстит. Александр Борисович то здесь, то в Корее. Галя Романова, Саша Курбатов, ты вот. Разве что Меркулова не хватает для полной картины.

Солонин поднялся со стула.

– Да, слушай, Олег. Я тебе там принес всякого – фрукты, еще что-то. Но у меня на входе отобрали, сказали, что вначале проверят – вдруг я тебе что-нибудь запрещенное передам. – С опаской посмотрев на дверь, Солонин залез во внутренний карман и вытащил фляжку. – Но я все равно пронес. Это коньяк.

– Да я вообще-то не пью.

– Да ладно!

– Серьезно.

– Что, действительно? – искренне удивился Солонин. – Ну ты силен. – Фляжка снова исчезла во внутреннем кармане. – Ладно, Олег. Я пойду. А то у меня тоже дела. Представляешь, занимаюсь тем, что арестовываю флот Непесова. Я – профессиональный оперативный работник. Ну да ладно. Выздоравливай.

Юрий Петрович Лиманов сидел в кабинете следователя и улыбался.

– Я уже сказал вам, что вы напрасно теряете со мной время. Я не собираюсь ни в чем признаваться, не собираюсь сообщать вам интересующую вас информацию.

– Гражданин Лиманов, вы обвиняетесь сразу по нескольким пунктам. Я думаю, что меньше двадцати пяти лет вы не получите.

– Значит, такова моя судьба, – развел руками Лиманов. – Что делать? Как говорится, не в первый и не в последний раз. Мне, как вы знаете, не привыкать.