Джейме
Застежка в виде черной рыбы, которой был застегнут плащ Бриндена Талли, была сделана из черного янтаря и золота. На нем была вороненая кольчуга. Поверх нее были надеты поножи, горжет, оплечья, наколенники и перчатки из вороненой стали. Но его доспехи и вполовину не были так черны, как взгляд, которым он наградил Джейме Ланнистера, в одиночестве поджидая его на другой стороне подъемного моста верхом на гнедом жеребце в красно-голубой попоне.
«Он меня не любит».
У Талли было угловатое, обветренное лицо, с глубокими морщинами под копной седых волос, но Джейме все равно видел великого рыцаря, который когда-то развлекал оруженосца рассказами о войне Девятипенсовых Королей. Подковы Чести процокали по доскам подъемного моста. Джейме долго и напряженно обдумывал, надевать ли ему на эту встречу золоченые доспехи или белые. В конце-концов, он выбрал кожаный камзол и алый плащ.
Он остановился в ярде от сира Бриндена и склонил голову пред пожилым воином.
— Цареубийца, — Произнес Талли.
То, что он выбрал это имя для начала беседы, говорило о многом, но Джейме сумел сдержать гнев.
— Черная Рыба, — ответил он. — Спасибо, что пришел.
— Полагаю, ты вернулся, чтобы исполнить клятвы, данные моей племяннице. — Продолжил сир Бринден. — Как я припоминаю, в обмен на свободу ты обещал Кейтлин вернуть дочерей. — Его рот сжался. — Но я не вижу девочек. И где же они?
«Неужели он вынуждает меня это сказать?»
— Со мной их нет.
— Очень жаль. Хочешь вернуться в темницу? Твоя камера до сих пор свободна. Мы постелили на пол новой соломки.
«И, не сомневаюсь, прекрасное новое ведро для моего дерьма».
— С вашей стороны это было весьма заботливо, но, боюсь, мне придется отклонить ваше предложение. Я предпочитаю жить в своем уютном шатре.
— А Кейтлин наслаждается уютной могилой.
Он мог сказать: «Я не виноват в смерти леди Кейтлин. А ее дочери исчезли из Королевской гавани до моего возвращения». — И уже почти собирался рассказать про Бриенну и преподнесенный ей меч, но Черная Рыба глядел на него совсем как Эддард Старк, когда застал его, сидящем на троне с кровью безумного короля на мече.
— Я приехал беседовать о живых, а не о мертвых. О тех, кто не должен умирать, но могут…
…если я не отдам тебе Риверран. Ты снова хочешь напугать меня тем, что повесишь Эдмура? — Под кустистыми бровями Талли сверкнули каменные глаза. — Мой племянник и так отмечен смертью, что бы я ни предпринял. Так повесь его, и делу конец. Думаю, Эдмур уже устал стоять на той виселице, насколько мне отсюда видно.
«Риман Фрей — проклятый идиот», — было очевидно, что его фарс с виселицей только укрепил Черную Рыбу.
— Ты держишь у себя леди Сибелл Вестерлинг и трех ее детей. В обмен на них, я верну тебе твоего племянника.
— Так же, как ты вернул Кейтлин ее дочерей?
Джейме не дал себя спровоцировать.
— Пожилая дама с тремя детьми в обмен на сюзерена. Это лучшая сделка, чем ты можешь надеяться.
Сир Бринден улыбнулся жесткой улыбкой.
— А ты нагл, Цареубийца. Но договариваться с клятвопреступниками все равно, что строить на песке. Кэт нужно было подумать получше, чем доверяться тебе подобным.
«Она доверилась Тириону», — едва не вырвалось у Джейме. — «Но Бес ее тоже обманул».
— Обещания леди Кейтлин были вырваны у меня силой с мечом у горла.
— А клятва, принесенная Эйерису?
Он почувствовал, как сжались пальцы его призрачной руки.
— Эйерис к этому не имеет отношения. Ты будешь менять Вестерлингов на Эдмура?
— Нет. Мой король доверил мне свою королеву, и я поклялся ее беречь. Я не отдам ее Фреям в петлю.
— Девушка была прощена. Ей не сделают ничего дурного. Даю слово.
— Даешь слово чести? — Сир Бринден приподнял бровь. — А ты знаешь, что такое честь?
«Как, что? Моя лошадь».
— Я поклянусь любой клятвой, которой пожелаешь.
— Пощади, Цареубийца.
— Это и собираюсь сделать. Сорви знамена, открой ворота, и я подарю твоим людям жизнь. Те, кто пожелает остаться в Риверране на службе лорда Эммона смогут это сделать. Остальные свободны идти, куда пожелают, но я требую, чтобы они сложили оружие.
— Интересно, как далеко они смогут уйти безоружные прежде, чем их настигнут какие-нибудь «разбойные люди»? Ты же не позволишь им присоединиться к лорду Берику, и мы оба это знаем. А что со мной? Меня протащат через всю Королевскую Гавань как Эддарда Старка?
— Я разрешу тебе надеть черное. Бастард Неда Старка стал Командующим на Стене.
Черная Рыба прищурил глаза.
— Не твой ли отец это устроил? Насколько я помню, Кейтлин никогда не доверяла этому парню, как, впрочем, и Теону Грейджою. Думаю, она оказалась права насчет обоих. Нет уж, не думаю. Если ты не против, лучше я умру в тепле, с мечом в руке, по которой стекает красная львиная кровь.
— Кровь Талли такая же красная, — напомнил ему Джейме. — Если вы не сдадите замок, я вынужден буду его штурмовать. Погибнут сотни людей.
— Сотни моих людей. Ваших — тысячи.
— Ваш гарнизон будет вырезан до единого человека.
— Да, да. Мне знакома эта песня. Ты поешь ее на мотив «Рейнов из Кастамере»? Мои люди скорее умрут сражаясь, стоя на ногах, чем на коленях под топором палача.
«Все идет скверно».
— Ваше сопротивление бессмысленно, сир. Война окончена, а Юный Волк мертв.
— Он был убит, в нарушение всех законов гостеприимства.
— Это работа Фреев, не моя.
— Зови это как хочешь. Но от всего этого воняет Тайвином Ланнистером.
Этого Джейме не мог отрицать.
— Мой отец уже умер.
— И пусть Отец небесный рассудит его по справедливости.
«М-да. Жуткая перспектива».
— Я убил бы Робба Старка в Шепчущем Лесу, если б мог до него добраться. Но мне помешали какие- то глупцы. Какая разница, как он был убит? От этого он не становится менее мертвым, а его королевство умерло вместе с ним.
— Ты не только искалечен, ты еще и слеп. Подними глаза, и ты увидишь, что лютоволк все еще реет над нашими стенами.
— Да, я его видел. Выглядит довольно одиноким. Харренхол пал. Сигард и Девичий Пруд тоже. Бракены поставлены на колени, и у них в Равентри заперт Титос Блэквуд. Пайпер, Ванс, Мутон — все твои знаменосцы сдались. Остался один Риверран. Мы превосходим тебя в двадцать раз.
— Для превосходящих меня в двадцать раз людей нужно в двадцать раз больше еды. Как хорошо вы питаетесь, милорд?
— Довольно неплохо, чтобы просидеть здесь столько, сколько понадобится, пока вы за стенами не начнете голодать. — Он лгал смело, насколько мог, и надеялся, что лицо его не выдаст.