сами.
Бесчинства в Локрах.
В Бруттии свирепствовала моровая язва, косившая и пунийцев, и римлян одинаково; поэтому консул Красе бездействовал и не тревожил Ганнибала. Зато Сципион потревожил его, и довольно чувствительно, отбив у врага город Локры. Поставив там гарнизон во главе со своим легатом Племинием, он возвратился в Сицилию. В пору своего владычества карфагеняне обходились с горожанами так жестоко, что локрийцы были готовы переносить строгость победителей не только с необходимым терпением, но даже с охотою. Однако Племиний и его солдаты намного превзошли врага преступною алчностью, и казалось, будто не в силе оружия состязаются могучие противники, а в силе и мерзости пороков. Нет такого злодеяния, такого надругательства, которое не совершил бы начальник римского гарнизона и его подчиненные над гражданами Локр, их женами, детьми, рабами, имуществом. Мало того – были ограблены все храмы, не исключая и знаменитого святилища Прозерпины, но богиня быстро покарала святотатцев: она навела безумие на всех, кто запятнал руки грабежом ее сокровищ, и стравила их между собою, точно взбесившихся собак. Вот как это случилось.
Под прямым началом у Племиния находилась лишь часть караульного отряда, другою его частью командовали двое военных трибунов – Сергий и Матиён. Один из людей Племиния украл в каком-то доме серебряный кубок, хозяева бросились вдогонку, вор – наутек и как раз наткнулся на Мати-ена и Сергия. Выяснив, в чем дело, трибуны приказали вернуть кубок владельцам, вор наотрез отказался, началась перебранка, которая перешла в драку, и солдаты Племиния, защищавшие товарища, были избиты и рассеяны людьми Сергия и Матиена. Все в крови и кровоподтеках, примчались «невинно пострадавшие» к начальнику гарнизона; со слезами, со стонами, с проклятиями они показывали ему свои раны, повторяли бранные слова, которыми трибуны, к их воины награждали в перепалке самого Племиния, и Пле-миний вне себя от ярости выскочил на улицу и велел немедленно привести Сергия и Матиена, сорвать с них платье и высечь розгами. Но трибуны сопротивлялись как только могли и, не умолкая, звали на помощь. Призывы их не остались без ответа: со всех сторон сбегаются солдаты, словно на голос боевой трубы, видят трибунов, уже исполосованных розгами, и, совершенно потеряв голову, забыв не только об уважении к власти, но утратив все человеческие чувства, кидаются на легата. Его колотят кулаками, потом, свалив на землю, топчут ногами и, наконец, уже едва живому, отрезают нос и уши.
Через несколько дней о случившемся в Локрах стало известно Сципиону. Он прибыл немедленно и немедленно устроил суд над участниками беспорядков. Своего легата консул полностью оправдал, а трибунов счел виновными и распорядился заключить в оковы и доставить в Рим, с тем чтобы дальнейшую их участь решил сенат. Но едва лишь Сципион отплыл назад, в Сицилию, Племиний, недовольный приговором консула, чересчур, по его мнению, мягким, выволок трибунов из тюрьмы, предал всем пыткам, какие только способно вынести человеческое тело, и, запытав до полусмерти, казнил. Трупы казненных были выброшены на съедение бездомным псам и хищным птицам. Так же зверски расправился Племиний с первыми гражданами Локр, которые жаловались Сципиону на его бесчинства и беззакония, – это они известили консула о смуте в римском гарнизоне. Наглое самоуправство легата марало позором и самого главнокомандующего.
В том же году римляне заключили мир с македонским царем Филиппом: в предвидении и ожидании борьбы в Африке они желали освободиться от всех прочих забот.
Год близился к концу. Консулами на следующий год были избраны Марк Корнелий Цетег и Публий Семпроний Тудитан.
Пятнадцатый год войны – от основания Рима 550 (204 до н. э.)
После вступления консулов в должность сенат занимался обычными для начала года делами, утверждая новых командующих, продлевая власть прежним (среди них, разумеется, был и Публий Корнелий Сципион), определяя численность набора и потребность государства в деньгах для дальнейшего ведения войны, назначая умилостивительные молебствия богам. Но все занятия были приостановлены появлением в Риме локрийских послов.
Локрийское посольство в Риме. Сенатское расследование в Локрах и Сиракузах.
Однажды, когда консулы находились на Форуме, десять человек в траурном платье, нестриженые, нечесаные, небритые, держа в руках ветви оливы – в знак того, что молят о защите, – с жалобными криками простерлись ниц перед трибуналом. Консулы просили их подняться и осведомились, кто они и откуда. Пришельцы отвечали, что они греки из Локр и что под властью легата Квинта Племиния и римских воинов терпят такие муки, каких народ римский не желает и карфагенянам.
Без отлагательств послы были представлены сенату, и старейший среди них произнес длинную речь, в которой подробно изобразил и бедствия своих сограждан, и раздоры внутри гарнизона. В Племинии, говорил он, нет ничего от человека, кроме внешнего обличья, и ничего от римлянина, кроме платья и латинской речи. Это гнусный зверь, чудовище, и, что самое ужасное, всех своих людей – и рядовых воинов, и младших начальников – исхитрился он превратить в зверей той же породы, в Племиниев. Все, как один, крадут, секут, грабят, рубят, ранят, все убивают, похищают юношей и девушек, отнимают жен у мужей, вырывают детей из родительских объятий. Особенно настойчиво обращался посол к известному в целом мире благочестию римлян. Вы столь ревностно чтите и своих, и чужеземных богов, говорил он, как же можете вы оставить безнаказанным оскорбление, нанесенное Прозерпине? Знайте, что богиня всегда умела отомстить за себя, помните, что гнев ее может пасть яе только на прямых участников кощунства, но и на все ваше государство.
– А к Публию Сципиону вы с жалобою обращались? – спросил Квинт Фабий Максим.
– Обращались, – отвечал глава посольства, – но консул весь поглощен приготовлениями к войне и теперь уже, верно, в Африке либо вот-вот переправится за море. Вдобавок мы хорошо знаем, как он расположен к своему легату: Племиний провинился нисколько не меньше, а пожалуй, и больше, чем трибуны, но его Сципион выгородил и обелил, а трибунов бросил в тюрьму.
Послы вышли из курии, и сенаторы один за другим принялись высказываться, резко порицая не только Племиния, но и Сципиона. Резче всех выступил Фабий Максим. Он предложил: Племиния заковать в цепи, привезти в Рим и, если донос локрийцев подтвердится, казнить; Публия Сципиона, покидавшего свою провинцию без ведома и разрешения сената, от должности отрешить и из Сицилии отозвать; локрийцам объявить публично, что все обиды были им нанесены помимо и вопреки желанию римского сената и народа, а затем вернуть им их имущество, жен и детей; деньги, похищенные из сокровищницы Прозерпины, разыскать и возвратить богине, прибавив от имени Римского государства еще столько же.
На Сципиона нападали и вне связи со злодействами Племиния. Ему ставили в укор поведение, не достойное римлянина и воина: он бывает в гимнасиях, навещает палестры, читает никчемные греческие книжонки, он и думать забыл о Карфагене и Ганнибале, он и сам испортился, и войско испортил и развратил удовольствиями, безделием и преступными поблажками солдатскому своеволию.
Немало, впрочем, нашлось у Сципиона и защитников, и в конце концов верх взяло мнение Квинта Метелла, который во всем прочем согласился с Фабием, но Сципиона отзывать без суда и следствия не советовал, тем более что, по словам самих локрийцев, его нельзя упрекнуть всерьез ни в чем ином, кроме чрезмерной, снисходительности к своему легату. Сенат постановил в ближайшие же три дня отправить в Сицилию претора Марка Помпония с тринадцатью советниками, среди которых должны быть два народных трибуна. Если выяснится, что бесчинства в Локрах совершались по распоряжению или хотя бы с согласия Публия Корнелия Сципиона, Помпоний прикажет ему немедленно покинуть провинцию, а если при этом Сципион уже успел переправиться в Африку, народные трибуны выедут следом и доставят его обратно[93]. Если же претор вместе с прочими посланцами установит, что Сципион в злодеяниях Племиния не замешан, никаких перемен производить не надо.
Сципион узнал о сенатском расследовании заранее, и к тому времени, когда прибыл Помпоний, Квинт Племиний уже томился в цепях и под строгой охраною в Рёгии. Прежде всего претор и его спутники поспешили умилостивить гневную Прозерпину, в точности исполнив постановление сената о разграбленных сокровищах ее храма. Затем Помпоний вывел гарнизон из города и под страхом смерти запретил солдатам уносить с собою с городских квартир какое бы то ни было имущество, кроме оружия и платья на собственном теле. Затем локрийцам было предложено, чтобы они обходили солдатские квартиры и каждый
