Чрез 'не' определять, как Божество?

Ума творенье все в себе взрастит

И мирно совместит,

Так со зверьми в своем ковчеге Ной,

Вражды не зная, жизнью жил одной,

И так прообразы всего

(У малого - с большим родство)

Несмешанно соседствуют, чтоб в них,

Как в зеркале, был виден Божий лик.

Любовь, что двух сливает в одного,

Виновница того,

Что я тебя обидел: за себя

Тебя я принял и учил, любя.

Исправь пером, не обессудь,

Мой грех; а спросит кто-нибудь,

Что я поставлю в образец уму,

Твои стихи прочту в ответ ему!

Перевод Д. В. Щедровицкого

ЭПИКУРЕЕЦ

Пусть вино краснеет в чашах,

Роз венки - на кудрях наших!

Радуйтесь - веселье зыбко,

Как вина и роз улыбка!

Кто в венке из роз - тот смейся

Над златым венцом Гигеса!

День сей - наш: чего страшиться?

День сей - наш, и он вершится!

Так насладимся же им сами,

Пока побыть он хочет с нами!

Отгоним суету, тревоги:

Днем завтрашним - владеют боги!

Перевод Д. В. Щедровицкого

Эндрю Марвелл

МОЕМУ БЛАГОРОДНОМУ ДРУГУ МИСТЕРУ РИЧАРДУ ЛАВЛЕЙСУ НА КНИГУ ЕГО СТИХОВ

С тех давних пор, как с музой вы сдружились,

Век выродился, нравы изменились.

На каждом - духа общего печать:

Заразы времени не избежать!

Когда-то не было пути иного

К признанию, чем искреннее слово.

Был тот хвалим, кто не жалел похвал,

Кто не венчался лавром, а венчал.

Честь оказать считалось делом чести.

Но простодушье кануло без вести.

Увы, теперь другие времена,

В умах кипит гражданская война;

Признанье, славу добывают с бою,

Возвышен тот, кто всех сравнял с землею.

И каждый свежий цвет, и каждый плод

Завистливая гусеница жрет.

Я вижу этой саранчи скопленье,

Идущей на поэта в наступленье:

Пиявок, слухоловок и слепней,

Бумажных крыс, ночных нетопырей,

Злых цензоров, впивающихся в книгу,

Как бы ища преступную интригу

В любой строке, - язвительных судей,

Что всякой консистории лютей.

Всю желчь свою и злобу языкасту

Они обрушат на твою 'Лукасту'.

Забьет тревогу бдительный зоил:

Мол, ты свободу слова извратил.

Другой, глядишь, потребует ареста

Для книги, а певца - вернуть на место,

Зане со шпагой пел он красоту

И подписал петицию не ту.

Но лишь прекрасный пол о том узнает,

Что Лавлейсу опасность угрожает,

Их Лавлейсу, кумиру и певцу,

Таланту лучшему и храбрецу,

Сжимавшему так яро меч железный,

Так нежно - ручку женщины прелестной,

Они в атаку бросятся без лат

И своего поэта защитят.

А самая прекрасная меж ними,

Решив, что сам я - заодно с другими,

В меня вонзила взгляд острей клинка

(Ей ведомо, как эта боль сладка!).

'Нет! - я вскричал, - напрасно не казни ты,

Я насмерть лягу для его защиты!'

Но тот, кто взыскан славою, стоит

Превыше всех обид и всех защит.

Ему - мужей достойных одобренье

И милых нимф любовь и поклоненье.

Перевод Г. М. Кружкова

ЮНАЯ ЛЮБОВЬ

Ангел мой, иди сюда,

Дай тебя поцеловать:

В наши разные года

Нас не станут ревновать.

Хорошо к летам твоим

Старость пристегнуть шутя;

Без оглядки мы шалим,

Словно нянька и дитя.

Так резва и так юна,

Радость у тебя в крови;

Для греха ты зелена,

Но созрела для любви.

Разве только лишь быка

Просит в жертву Купидон?

С радостью, наверняка,

И ягненка примет он.

Ты увянешь, может быть,

Не отпраздновав расцвет;

Но умеющим любить

Не страшны угрозы лет.

Чем бы ни дразнило нас

Время - добрым или злым,

Предвосхитим добрый час

Или злой - опередим.

Дабы избежать вреда

От интриг и мятежей,

В колыбели иногда

Коронуют королей.

Так, друг друга увенчав,