торговую площадь, направляясь к Базару, его плечи распрямились, а походка снова стала легкой.
В животе было пусто, но только оттого, что он успел проголодаться. Уэлгрин знал от этого прекрасное лекарство.
Сегодня был Шестой день — который запомнить гораздо легче, чем остальные: день Эши, день Духа, день Сабеллии или чей-нибудь-там-еще день. По Шестым дням Уэлгрин обедал с Иллирой и ее семьей. Были времена, когда ему в этом доме были совсем не рады. Но вот прошлой осенью Даброу неожиданно сказал, что его жене было бы приятно видеть Уэлгрина за семейным столом по выходным дням.
Их владения за последние годы заметно расширились — стена там, новая крыша здесь, вторая наковальня и, самое главное, заново отстроенная кузница, в которой работали Даброу и его новый подмастерье. А сбоку прилепились комнаты Иллиры с узорчатыми занавесями — их пристроили в последнюю очередь, как будто вспомнив под конец об этой недоделке.
Увидев аккуратно подвязанные занавеси, Уэлгрин сказал себе, что Иллира наконец-то счастлива. По крайней мере, теперь она гораздо счастливее, чем тогда, когда ей приходилось скрываться взаперти в душной комнатушке и тщательно проверять Видением всех, кто показывался на пороге. Кажется, она всегда говорила, что не может Видеть, когда счастлива? И вот Иллира счастлива в кругу своей семьи — и ни Уэлгрину, ни Даброу нет никакого дела, кого или что она теперь может Видеть.
Уэлгрину не надо было опасаться, что он ударится головой, проходя в двери этого дома, или сломает стул, когда попытается присесть. Маленькая Тревия первой заметила его и вприпрыжку помчалась навстречу, барабаня пятками по дощатому полу. Она по-прежнему прихрамывала. Уэлгрин подхватил ее на руки и посадил себе на плечи. Девчушка заверещала от восторга, как могут верещать только ребятишки двух лет от роду. Тревии всегда очень нравился бронзовый обруч на лбу стражника, но недавно она обнаружила игрушку получше — тяжелые косы соломенного цвета, которые повязка должна была придерживать.
— Хочу в лошадку! Давай играть в лошадку! — закричала девочка, ухватившись обеими руками за косы.
Покорно вздохнув, Уэлгрин нагнулся вперед и наклонил голову.
— Еще! — девчушка требовательно подергала за косы.
«Это в последний раз, — думал Уэлгрин, выпрямляя спину. — Маленькая попрошайка сильнее, чем ей кажется… И становится все тяжелее». Он все еще играл с племянницей «в лошадку», когда вошла Иллира.
— Уэл, о! Да ты весь в какой-то шелковой паутине!
Этот тон все они прекрасно знали и привыкли уважать. Тревия притихла и соскользнула на пол. Даже грохот молота в кузнице затих. Уэлгрин отряхнул плечи и руки. Конечно же, на них ничего не было. Несмотря на все опасения, Иллира снова Видела.
— Ты хочешь сказать, от меня воняет? — запинаясь, спросил Уэлгрин. — Небольшие неприятности на Тихой Пристани. Какие-то сумасшедшие чужестранки взялись разводить у себя во внутреннем дворике коконы. И всех делов-то.
Иллира легонько передернула плечами. Видение исчезло.
Женщина склонила голову к плечу. Видение не возвращалось, но это было истинное Видение, как бы ни хотелось Уэлгрину, чтобы было иначе.
— Беспокоиться не о чем, — постаралась успокоить его Иллира.
Это было правдой. Легкие вспышки Видения, которые иногда возникали в ее сознании, не были ни опасными, ни зловещими.
И они далеко не всегда оказывались правдой — Видение С'данзо иногда приходило, преломившись через глубины подсознания»
Иллире это последнее мимолетное Видение показалось незначительным и малопонятным, но оно касалось ее брата и что-то для него значило, а потому женщину стало разбирать любопытство.
Любопытство не давало ей покоя и за обедом. Иллира никогда не была столь невнимательна к застольной беседе.
— Сейчас схожу, куплю горячих пирожков к десерту. Скоро вернусь! — сказала она наконец, хотя в кладовой у нее уже были припрятаны прекрасные свежие пирожки. Накинув платок, Иллира прихватила из кошелька какую-то мелочь и собралась уходить.
Силуэт женщины мелькнул на фоне закатного неба и пропал.
Почему-то этот образ пробудил в памяти Уэлгрина другую картину.
Закат. Шестой день. Да ведь на Базаре сейчас нет ни одного булочника! И нигде во всем Санктуарии. И еще — Иллира всегда за два дня до выходных готовилась к праздничному обеду, чтобы мужчины за столом остались довольны. В том, что касалось приготовления пищи, она никогда не полагалась на импровизации и вдохновение, пришедшие в последнюю минуту…
Уэлгрин вышел вслед за ней, прошел вокруг дома — туда, где еще колыхались занавески на двери комнаты Иллиры.
— Скажи, что ты Видишь?
Он застал ее врасплох. Карты с легким шелестом посыпались из рук Иллиры на пол и на туалетный столик — прямо в пудреницу, но три карты упали прямо на рабочий стол, за которым она принимала посетителей.
Иллира залилась краской, хотела было начать оправдываться… Но Уэлгрин нахмурился, лицо его приняло то выражение, с которым он допрашивал подозреваемых, и Иллира сразу же решила не отпираться.
— Я очень любопытна, — сказала она брату.
— Я и сам любопытен. Что ты Видела?