выскользнули из корзинки и развевались теперь от их дыхания. Уэлгрин почувствовал, как шелковистая паутина щекочет его подбородок, губы, кончик носа. И вспомнил, что Видела Иллира. Мысли Уэлгрина застыли, не в силах справиться с загадкой: что значит сейчас «принять свою судьбу» — позволить Теодебурге уйти или же — остаться? Что вообще он знает о женщинах, кроме того, что те, кто ему нравился, обычно ничего хорошего ему не приносили?

Теодебурга вся сжалась и попробовала высвободиться. Но она мало что могла противопоставить силе начальника гарнизона… хоть Уэлгрин мягко привлек ее к себе. Он чувствовал, как колотится ее сердце.

— Тебе не нужно уходить, — Уэлгрин опустил руки. — Ты удивила меня, вот и все. Мне никогда не приходило в голову, что однажды вечером дверь откроется сама собой и на пороге меня встретит женщина, которая мне рада…

— Не смейся надо мной…

— Я не смеюсь.

Уэлгрин закрыл дверь на задвижку. Берги не стала спорить.

Хаким машинально отхлебнул из кружки кислого дешевого вина. В любое другое время он непременно скривился бы от мерзкого вкуса, но сейчас даже ничего не заметил.

«Уехать из Санктуария!»

Каждая клеточка его существа боролась против этой мысли, стремясь и выбросить ее из головы, но эти слова вонзились в его мозг как иглы, копошились под крышкой черепа подобно крохотным, но крайне зловредным паразитам. Эти мысли неотвязно преследовали его после разговора с Бейсой, не давали покоя всю дорогу до «Распутного Единорога», пока он не укрылся в своем старом убежище — как раненое животное, забившееся в свое логово. Но даже здесь, в окружении приятной темноты, в которой были чуть слышны далекие разговоры, Хакима настигли эти ужасные слова:

«Уехать из Санктуария!»

Подняв кувшин, чтобы снова наполнить кружку, Хаким с удивлением обнаружил, что тот пуст.

Это уже третий.., или четвертый? Какая, к черту, разница? Его оказалось мало — вот и все, что сейчас имело значение.

Чтобы получить следующий кувшин, надо было только коротко кивнуть Эбохорру, вот и все… Вот и все. Такое редкостное внимание к его персоне объяснялось нынешним положением Хакима. Положением, о котором ему еще не приходилось жалеть… до сих пор.

Мрачно скривившись, Хаким подумал: «Доверенный советник Бейсы!» Вначале эта должность казалась совершенно безобидной, ему даже нравилось обучать императрицу в изгнании обычаям и образу мыслей, принятым на ее новой родине. Сочувствие переросло в дружбу, и он действительно стал ее самым доверенным советчиком и поверенным.., стал чем-то вроде приемного отца для молодой девушки, оказавшейся по воле рока в незнакомых краях. Его обязанности были необременительными, а вознаграждение — значительным. И вот, без всякого предупреждения — такое!

Занятый своими мыслями, Хаким не заметил, как на его столе появился новый полный кувшин, однако привычка взяла свое — он таки обратил внимание, что половой взял больше монеток, чем обычно, из кучки мелочи, высыпанной на стол. Но вместо того, чтобы отчитать прохвоста за неумеренную жадность, Хаким воскресил в памяти сцену, которая привела его в такое мрачное расположение духа.

Бейса навещала его довольно часто, и почти всегда эти визиты были связаны с какими-нибудь обыденными, незначительными делами. Обычно Шупансея приходила к нему пожаловаться или просто высказаться по поводу очередных маленьких неудобств или какого-то проявленного к ней неуважения, которые обижали ее, но о которых из-за своего положения в обществе она не могла говорить публично. И Хакиму надо было просто ее выслушать.

Однако на этот раз разговор принял совершенно неожиданный для него оборот.

— У меня для тебя новости, друг мой, — заявила Шупансея после обычных вежливых приветствий. — Только, боюсь, одновременно и хорошие, и плохие.

Хаким заметил, что его царственная гостья чем-то озабочена и смущена.

— Сначала расскажи о плохой новости, о Бейса! — сказал он. — И мы подумаем, как разобраться с этими неприятностями.

А если не удастся — что ж, по крайней мере, хорошая новость немного приободрит нас.

— Хорошо. Плохая новость такова, что мне скоро придется расстаться с одним из моих самых близких и доверенных друзей.

Хаким обратил внимание, что никаких имен не прозвучало, и задумался, намеренно или случайно это было сделано.

— Это и вправду печальная новость, — кивнул он, теряясь в догадках, о ком же может идти речь. — Друзей всегда очень трудно найти, а заменить просто невозможно.

— И в то же время эта новость — хорошая, — продолжала между тем Бейса. — Поскольку означает для этого моего друга значительное повышение по службе.., таким образом я смогу отблагодарить его за долгие годы дружбы и верности.

— Значит, ты все же рада за своего друга, хотя лично для тебя перемена в его судьбе означает потерю? Я не раз говорил, о Бейса, что благородство твоего сердца сравнится только с благородством твоего происхождения. Готов поклясться, что для этого человека твое дружеское расположение — настоящее благословение богов, как и для меня, и он будет премного благодарен тебе за все, несмотря на предстоящее расставание.

Хаким отвечал, не пренебрегая цветистыми выражениями светской любезности, только для того, чтобы заполнить паузу в разговоре и дождаться разъяснений. Но Шупансея, как ни странно, приняла эти его слова неожиданно близко к сердцу.