месте зрителя до того, как пьеса сыграна, я же пытаюсь сделать это, когда спектакль уже на сцене. Увидеть, увидели ли вы то, что видят они.

Понимаете? Увидеть! Ха-ха!

Он распространялся так еще довольно долго, куда дольше, чем подобает человеку, за которым выстроилась длинная очередь, но совсем в ином тоне, чем в прошлый раз. Когда он наконец убрался и прочие доброжелатели тоже высказали свои комплименты и удалились, труппа была вымотана до предела. Они еле доползли до кухни, где Лемпчин разогрел холодные пирожки, и, закончив упиваться триумфом и восстановив силы, потраченные на спектакль, счастливые отправились спать, размышляя про себя, уж не волшебство ли какое повлияло на Вомистритуса.

Второй спектакль прошел с таким же триумфом, как и первый.

Лован Вигельс и Розанда явились не одни: они привели с собой столько гладиаторов, что в театре едва хватило мест. Гладиаторы пришли в своих лучших парадных доспехах, и сверкающее золото в публике немного отвлекало от действия. Блистательнее их была только леди Розанда. Ее платье в благородном ранканском стиле было ничуть не менее впечатляющим, чем официальная «коса», в которой была Бейса накануне вечером.

Хотя, конечно, леди Розанда не выставляла напоказ обнаженные груди.

На третье утро по всему городу был расклеен отзыв Вомистритуса. Он был полон восхвалений в адрес спектакля и всех его участников. Если его суждения и могли быть названы предвзятыми, заметил Раунснуф за завтраком, состоявшим из горячего мятного отвара и яичницы на свином сале, то это преувеличенная похвала в адрес Сашаны.

— Она, конечно, великолепна, — бормотал он, жуя очередной кусок. — Но не настолько же!

Так что для всех было немалым сюрпризом, когда на четвертое утро после премьеры леди Сашана явилась в театр в сопровождении своих слуг-телохранителей и объявила, что намерена любой ценой убить родственника императора.

— Бедное мое дитя! — воскликнул Фелтерин, пододвигая ей стул. Он заметил, что лицо у Сашаны в синяках. — Ради бога, что случилось?

Леди Сашана положила руки на стол и стиснула кулаки, пытаясь заговорить. Но она задыхалась, и чувства, отражавшиеся у нее на лице, были слишком сложными и запутанными, чтобы их высказать. Фелтерин посмотрел на телохранителей и отметил, что они тоже в синяках. А также в ссадинах и царапинах. Более того, все они опускали глаза, не желая встречаться взглядом с Фелтерином, и щеки их горели от стыда.

— Он… — начала Сашана, но снова задохнулась.

Глиссельранд зашла на кухню, увидела Сашану и немедленно сунула ей чашку горячего отвара. Следом за Глиссельранд вошла Миртис и застыла в дверях. Лицо ее сделалось профессионально бесстрастным.

Сашана отпила отвар, закашлялась, потом попыталась начать снова.

— Вчера вечером, после представления, я получила записку от Вомистритуса. Там говорилось, что он устраивает небольшой званый ужин и просит меня присутствовать. После всех комплиментов, которых он наговорил насчет премьеры и моего выступления, я решила, что надо пойти.

— В такой час? — переспросила Глиссельранд. — В Санктуарии?!

Сашана грустно улыбнулась.

— Я, может, и дура, но не до такой же степени! Со мной были телохранители — поскольку ходить по улицам без них в такой час было бы небезопасно. Вомистритус сам встретил меня в дверях и даже обрадовался, увидев моих телохранителей. Он приказал слугам дать им мяса и вина, а сам провел меня наверх, в комнату, где должен был проходить званый ужин.

Она еще раз отхлебнула из чашки.

— Я увидела, что стол накрыт на двоих, и мне сразу все стало ясно. Я повернулась, чтобы уйти, но дверь оказалась запертой снаружи. Я потребовала, чтобы дверь открыли, но он только рассмеялся. Тогда я вспомнила ваши уроки и громко позвала своих слуг, но все напрасно. Вомистритус подошел к столу, сед и принялся за еду. Он вел себя так, словно все уже решено. А потом этот пудинг-переросток обнаглел настолько, что принялся декламировать ваш монолог, господин Фелтерин, из второго действия «Падающей звезды»!

— «Люди зовут меня злым, но не знают Всей глубины моих грешных желаний…» — начал Фелтерин.

— Да, именно этот! — оборвала его Сашана. — Представляете? И читал его он — хуже некуда! Ну, мне ничего не оставалось, как подхватить ответную реплику и подойти к столу. Но Вомистритус все предусмотрел. На столе не было ни одного ножа. Все блюда нужно было брать руками, и выглядели они отнюдь не аппетитно.

— Мог бы приготовить и более приличный ужин, — проворчала Глиссельранд.

— Да критик не видит разницы, — отозвался Раунснуф.

— Я сказала, что скорее пересплю с прокаженным, — продолжила Сашана ровным голосом. Потом горько рассмеялась. — Могла бы и догадаться, что грубость только подстегнет его! Он встал из-за стола и двинулся ко мне, совсем как в пьесе. Но он не учел моих регулярных занятий борьбой и не знал, что я всегда ношу за повязкой нож. Я полоснула его по горлу, и, великие боги, он должен был упасть мертвым!

Ее зеленые глаза горели мрачным адским огнем.

— А дальше? — спросил Фелтерин, который по привычке и складу характера был не только прекрасным актером, но и превосходным слушателем.

— Попасть-то я попала, но его спасли складки жира! Он закричал, кровь хлестала вовсю, но мой нож не достал до вены. Тут же вбежали его слуги и схватили меня. Полагаю, что не один из них недосчитался пальцев, но их было слишком много и они сбили меня с ног. Дальше было еще хуже.