магазинах на их окраине, потому что недалеко за городом предполагалось какое-то массовое гуляние. В общем, чтобы ресторанчик не закрывать, Франческа снарядила пятнадцатилетнюю Эллис в близлежащую деревню за провизией. В качестве водителя и руководителя к ней приставили Паоло. Машина, в которой везли продукты, была примерно ровесницей Франчески, и на обратном пути, предварительно сделав несколько попыток сломаться, все-таки встала, твердо и окончательно, выбрав для этого, как потом отметила Эллис, самое надлежащее место: у городской автомобильной свалки. Молодые люди вызвали подмогу и, когда продукты были отправлены, решили прогуляться пешком, благо идти было недалеко, а сумерки стояли самые замечательные.
Вот тогда-то он впервые начал говорить с ней, как со взрослой девушкой. Они гуляли среди кипарисов и олив, в воздухе разливалось благоухание июньских цветов, и Эллис казалось, что в мире нет ничего прекраснее флорентийских холмистых окрестностей. Они говорили обо всем: о звездах, о книгах, о музыке, о политике, о медицине… Эллис поняла тогда две вещи, которые и так подспудно чувствовала: они очень похожи друг на друга, а еще – Паоло совсем не такой легкомысленный, каким привык себя изображать. И это добавило огня в ее чувства.
В каком-то заброшенном саду они нашли красивую беседку и решили отдохнуть. Дело в том, что Паоло прихватил из провизии маленькую бутылочку красного вина «на всякий случай» и теперь сокрушенно и совершенно напрасно оглядывался по сторонам:
– Как же мы не подумали о посуде?
– Надо было прихватить пару бокалов из бабушкиного ресторанчика.
– Да уж! Но… Придется пить, как в студенческие годы. По очереди.
Эллис с сомнением смотрела на эту затею. Она, конечно, уже пробовала вино, как все современные девушки, но это было на праздники и с родителями. А чтобы просто так, на улице, да еще и из горлышка… И ее вдруг обдало жаром от другой мысли.
– Смотри, – Паоло сделал первый глоток, – мм, ничего, вкусное. Теперь ты.
Она поднесла горлышко к губам.
– Вот и поцеловались, – неожиданно сказал Паоло.
Он смотрел на нее как-то совсем по-другому, чем обычно. В его глазах была тревога, серьезность и какое-то безмерное удивление. Но Эллис этого не замечала: ее всю охватило огнем от его слов и оттого, что к горлышку бутылки только что прикасался губами Паоло.
На ветке заливался соловей. В воздухе стоял дурманящий запах цветов. И тогда Паоло нагнулся и поцеловал ее по-настоящему. У Эллис закружилась голова: такая нежная истома разлилась по телу, и в то же время оно трепетало каждой своей клеточкой. Ее било мелкой дрожью, когда она прижималась к Паоло. А он все не отпускал ее, как будто не мог напиться этим поцелуем, теребил ее светлые локоны, гладил по плечам…
А потом вдруг отстранился и сказал:
– Прости меня, солнышко мое. Не обижайся, я больше так не буду. Ведь ты еще ребенок, а я…
Она мгновенно вспыхнула: старая обида затмила все остальные чувства:
– Ребенок, да? Ну и убирайся, и больше ко мне не подходи! Тебе что, мало народу в Риме, что ты сюда таскаешься каждое лето?! – Последние слова она проговорила со слезами в голосе, убегая в свой сад.
С тех пор он стал избегать ее. С годами они встречались все реже, только иногда Эллис слышала про него новости: женился, развелся, опять женился… Она заставила себя забыть эту детскую влюбленность, у нее появлялись другие мужчины, которых, ей казалось, она тоже сильно любила.
Но в душе навсегда осталась обида за тот вечер, и за тысячи других вечеров с цикадами и соловьями, когда он проходил мимо их двора под руку с девушками.
А еще осталось много другого, чего она не осознавала. Эллис нравились те же книжки и фильмы, что любил Паоло, она выросла, слушая его любимую музыку и поедая (скорее из любопытства) в бабушкином ресторанчике блюда, которые он чаще всего заказывал. Она даже манеру одеваться срисовала с него: свободная одежда обязательно из натуральных тканей, что было скорее необходимостью по итальянской жаре, дорогая обувь и тяга к щегольству, тщательно замаскированная под пристрастия вкуса. А теперь Эллис вспомнила, что в молодости Паоло, кажется, увлекался фотографией…
Она не заметила, как провалилась в сон, который унес ее во Флоренцию, из января – в июнь, в мягкие сумерки, когда спадала жара и в городе только пробуждалась активная жизнь. В каменном душном Нью- Йорке она скучала по просторным площадям, приземистым зданиям и узким, вечно ускользающим улочкам на холмах…
Эллис проснулась от телефонного звонка, когда на часах было всего семь утра.
– Солнышко, – раздалось в трубке, – я же сказал, что знаю все твои координаты. Зачем ты вчера на меня обиделась и убежала?
– Паоло, – она с трудом уняла дрожь в голосе, – ты что, решил взять меня измором?
– Да. Я решил дать себе еще один шанс и исправить ошибки. Я снова приглашаю тебя на свидание. Например, мы можем просто погулять в парке. Чтобы никого вокруг не было и никто не мешал.
– А что скажет твоя невеста?
– Какая невеста, Эллис, что за глупости! Нет у меня никого!
– Паоло, я даже не знаю, что тебе сказать.
– Скажи правду: что ты согласна.
– Паоло, но это чудовищно! Я просто тебя не понимаю. Или ты наглец, каких мало, или ты просто не представляешь, что делаешь.
– И то, и другое, солнышко. Договорились. Я заеду в шесть.
Она услышала гудки отбоя.
– Вот так-то, – пробормотала Эллис, – профессиональный хирург: сказал, как отрезал! – И сама улыбнулась своей шутке.
На этот раз она одевалась долго и тщательно. И даже рассталась со своим привычным балахоном; она надела черное классическое пальто до колен, обмотала шею ярким полосатым шарфом, взяла маленькую кожаную сумочку, которую почти никогда не носила и которая попадала точно в тон кокетливым сапожкам на низком каблуке… И, в общем, нашла себя очень милой, хотя и совершенно чужой. Но переодеваться все равно времени не было: раздался звонок домофона. Как и всякий вежливый человек, Эллис открыла дверь и сказала, что сейчас выходит. Но она же не думала, что Паоло через секунду ворвется в квартиру и отрежет все пути к отступлению.
Он вошел в коридор, без тени смущения оглядел все, что было в пределах видимости, смерил оценивающим взглядом Эллис, которая опешила настолько, что не могла вымолвить ни слова, и резюмировал:
– Знаешь, там не очень хорошая погода. Январь все-таки. Я схожу в магазин, куплю вина, мы устроим романтический ужин у тебя, и я наконец-то скажу то, что должен был сказать уже давно…
Эллис уже открыла было рот, чтобы послать его куда подальше, но последнее предложение хитреца подействовало на нее магически и душа затрепетала: что же он ей скажет?!
– Давай прогуляемся до магазина вместе, – сказала она твердо. – Заодно и узнаем, какая погода. А если ты на машине, то тебе нельзя пить вино.
– Я думаю, – Паоло притянул ее к себе, – ты не откажешь мне в ночлеге, если я буду чувствовать себя не в состоянии вести машину.
– Посмотрим. Может, нам погода понравится. – Эллис тоже решила быть хитрой.
Но на улице совершенно объективно и без всякой хитрости было промозгло, сыро и уныло. И даже если прокатиться куда-нибудь на машине и не выходить из нее, все равно удовольствие от прогулки было бы, что называется, ниже среднего.
Они вернулись домой с полными пакетами еды и вина. Эллис стало, в общем-то, все равно. При такой настойчивости Паоло у нее есть два выхода: сдаться на милость победителя или выгнать его так, чтобы больше он уже не появлялся.
Но вечер прошел очень мило, без пошловатых шуточек и двусмысленных комплиментов, Эллис даже поймала себя на мысли, что разочаровалась. Ожидая после первого бокала попыток затащить ее в спальню, она все больше удивлялась, потому что Паоло вообще не трогал тему их отношений. Им было о чем поговорить, причем без всякой натянутости, у них оказалось много общих интересов (еще бы!), и Эллис
