совсем не знать, а придется выслушать от начала до конца.
ЖЮЛЬЕТТА. О драке с мсье Марселем?
ГАСТОН. Да. Вы при этом присутствовали?
ЖЮЛЬЕТТА
ГАСТОН. Были с самого начала ссоры?
ЖЮЛЬЕТТА. Ясно, была.
ГАСТОН. Стало быть, вы можете сказать, что за безумие их охватило, раз они сцепились, как дикари?
ЖЮЛЬЕТТА
ГАСТОН
ЖЮЛЬЕТТА. Чего это вы так удивляетесь? А как же, из-за меня.
ГАСТОН
ЖЮЛЬЕТТА. Ясно, из-за меня. Понимаете, я была любовницей мсье Жака. Я вам об этом говорю, вы должны это знать, но никому ни слова. Я не особенно-то желаю с места уходить из-за какой-то истории, которая случилась двадцать лет назад! Да, я была любовницей мсье Жака, и, надо правду сказать, мсье Марсель чуточку за мной приударял.
ГАСТОН. А дальше что?
ЖЮЛЬЕТТА. А дальше он как-то полез ко мне целоваться за дверью… Я, конечно, не давалась, но вы сами знаете, если парню что-нибудь в голову взбредет… Тут мсье Жак вышел из своей комнаты и нас увидел. Он прыгнул на мсье Марселя, ну тот, конечно, ответил. Они сцепились и покатились по полу…
ГАСТОН. Где это было?
ЖЮЛЬЕТТА. На лестничной площадке второго этажа, вон там рядом.
ГАСТОН
ЖЮЛЬЕТТА. Больно, пустите!
ГАСТОН. Где, где?
ЖЮЛЬЕТТА
ГАСТОН
ЖЮЛЬЕТТА. Вот уж нет, просто мсье Жаку удалось вскочить, и он подтащил мсье Марселя за ногу к ступенькам…
ГАСТОН. А потом?
ЖЮЛЬЕТТА. А потом толкнул его! Да как крикнет: «Будешь знать, сволочь, как целовать чужих девчонок!» Вот и все.
ГАСТОН
ЖЮЛЬЕТТА. А то как же! С шести лет в школу вместе ходили.
ГАСТОН. С шести лет…
ЖЮЛЬЕТТА. Конечно, дело страшное, кто же говорит!.. Но что вы хотите? Любовь — она сильнее всего.
ГАСТОН
ЖОРЖ
ГАСТОН. Да, спасибо. Узнал, что хотел знать.
ЖОРЖ. Понятно, не так все это получилось красиво… Но я хочу верить, вопреки всем россказням, что, в конце концов, это был просто несчастный случай и — не забывай, тебе было всего семнадцать — и если угодно, ребячество, пусть злосчастное, но ребячество.
ГАСТОН. Разумеется, то, что видела.
ЖОРЖ. А сообщила она вам, что причиной драки было соперничество клубов? Марсель по каким-то личным соображениям вышел из вашего клуба и стал играть в другой команде против вашей… И в спортивном азарте, не правда ли…
Словом, я хочу верить этой версии. Потому что Граншаны распускали различные сплетни, но я всегда наотрез отказывался их слушать. Даже не пытался узнать их версию, это глупая и некрасивая история.
ГАСТОН
ЖОРЖ. Что бы то ни было, он был моим младшим братом. Что бы то ни было, повторяю. Потому что было кое-что и другое. О, конечно, ты был ужасным созданием.
ГАСТОН. Будьте добры, говорите: «он» был ужасным созданием. Пока я еще имею на это право.
ЖОРЖ
ГАСТОН. Значит, мне предстоит узнать еще что-то?
ЖОРЖ. Ты был ребенок, да, ребенок, барахтался один в этом неустроенном мире. Мама с ее твердыми принципами пыталась на тебя воздействовать, но, очевидно, бралась за дело неловко, только натыкалась на твое сопротивление, и в результате ты еще больше замыкался. А у меня не было достаточного авторитета… Ты совершил огромную глупость, и, помимо всего, она стоила нам больших денег… Мы, старшие, как тебе известно, были на фронте. Поэтому-то юноши, твои ровесники, считали, что им, мол, все дозволено. Ты захотел заняться делами. Только верил ли ты сам в успех? Или это было просто предлогом, чтобы легче осуществить какие-то свои планы? Лишь ты один сможешь нам сказать это, когда к тебе полностью вернется память. Словом, ты околдовал — да-да, именно околдовал — одну пожилую даму, давнишнюю нашу приятельницу… Тебе удалось уговорить ее внести в дело весьма значительную сумму — что-то около полумиллиона франков. А сам ты стал как бы посредником. И выдал фальшивый вексель на бланке Компании, разумеется, существующей только в твоем воображении… Подписывал поддельные векселя. В один прекрасный день все открылось. Но было уже слишком поздно. У тебя осталось всего несколько тысяч франков. Ты растранжирил все остальное бог весть в каких притонах, злачных заведениях, женщины, приятели… Понятно, мы покрыли всю эту сумму.
ГАСТОН. Меня воистину восхищает та радость, с какой вы готовитесь вновь принять в лоно семьи вашего брата.
ЖОРЖ
ГАСТОН. Как?! Значит, за ним числится еще что-то?
ЖОРЖ. Поговорим об этом в следующий раз.
