повторял, что сейчас не поймешь толком: мужчина перед тобой или женщина, до того разодеты и расфуфырены иные щеголи, но шутки шутками, а за молоденькими аристократками он наблюдал с явным удовольствием, то и дело обнаруживая среди них достаточно хорошеньких Девиц. Собственно, что еще было делать королю, не помирать же со скуки в моменты, когда веренице нобилей, казалось, конца не будет?

Что касается моды, тут киммериец был, несомненно, прав: аквилонские щеголи наряжались в яркие шелка и бархат и нацепляли на себе столько драгоценностей, что женщины, одетые преимущественно в модные ныне одежды черного цвета, совсем терялись на фоне своих кавалеров, расцвеченных, как павлины. Среди этой мишуры черные мундиры и алые плащи офицеров королевской гвардии смотрелись, на взгляд варвара, как вершина художественного вкуса. Хотя, как частенько признавался сам себе Конан, вряд ли он был большим знатоком по этой части, чтобы судить так строго.

«Уф! Последний, наконец, — вздохнул про себя варвар, отпустив пару вежливых комплиментов какому-то хлыщу в роскошном, лилового бархата камзоле, — теперь можно и в обеденный зал!»

Церемониймейстер взмахнул жезлом. Мгновенно наступила тишина, и глашатай пригласил присутствующих на обед к Его Величеству.

Нобили зашевелились и узкой лентой стали втягиваться в соседний зал, где уже был накрыт длинный стол, а расторопные лакеи в зеленых ливреях быстро и ловко сумели рассадить всю эту толпу на приготовленные для каждого места, согласно должности и положению при дворе.

Король вышел из Тронного зала через маленькую дверцу, почти неприметную за возвышением.

— Вот он! — старший егерь указал рукой с зажатой в ней плеткой направо, туда, где редколесье заканчивалось, и густые кроны больших деревьев нависали над кустарником. Конан повернул голову и тоже увидел оленя, в боку которого торчал обломок стрелы, посланной Тальпеусом. Киммериец, не раздумывая, направил коня в ту сторону, заранее вытаскивая из притороченной к седлу сумки короткий дротик: не в его правилах было оставлять бегать по лесу недобитую дичь.

Олень, увидев мчащегося всадника, сделал длинный прыжок вперед, видимо, намереваясь проскочить туда, где кустарник заканчивался, и среди огромных стволов было больше пространства. Король почти успел перерезать ему путь, но тут его конь оступился, и пущенный могучей Рукой дротик вонзился в ствол дерева, лишь ободрав шкуру на спине оленя. Животное большими прыжками уходило в глубину леса.

— Проклятье! — взревел в досаде Конан. — Все равно не уйдешь!

Варвар пришпорил коня и на ходу, наклонившись, вырвал дротик из ствола.

— Давай вперед, мешок с травой! — гаркнул он.

Олень ускакал уже достаточно далеко, но среди стволов его светлая шкура была хорошо различима.

Киммериец в охотничьем азарте гнал коня вперед, не разбирая дороги; далеко позади остался и старший егерь, и остальные охотники. Через некоторое время деревья уступили место длинной поляне, уходившей вниз по косогору к темному хвойному лесу.

Еще издалека варвар увидел, что нижние ветви могучих елей почти касались земли, и понял, что олень вряд ли попытается проскочить сквозь них, а скорее всего помчится вдоль этой темно-зеленой стены, отыскивая проход. Он взял чуть влево и направил коня поперек склона, рассчитывая встретить добычу как раз на границе поляны и ельника. Так и получилось: всадник подскакал к обрывистому края склона как раз в тот момент, когда преследуемая дичь прыжками передвигалась вдоль леса, на расстоянии не больше тридцати локтей от Конана.

Варвар резко дернул поводья и, приподнявшись в стременах, метнул дротик в оленя. Он успел увидеть, как оружие вонзается в бок животного, чуть пониже холки, и в тот же миг земля под ним дрогнула, и Конан вместе с конем стремительно заскользил вниз по осыпавшемуся склону, прямо к подножию громадных, заслонивших небо елей. Не раз бывавший в таких переделках киммериец с ловкостью ящерицы успел вытащить ноги из стремян — и вовремя, потому что конь со всего маху врезался в два росших рядом ствола, и варвар, проскочивший между ними, полетел куда-то дальше вниз, сопровождаемый жалобным ржаньем своего скакуна.

За первым рядом деревьев склон был еще круче, и Конан летел вниз, одной рукой прикрывая глаза, а второй тщетно пытаясь ухватиться за какую-нибудь ветку, чтобы прекратить падение. Под конец он уже не скользил, а просто летел в воздухе — ему казалось, что в какую-то яму с гладкими стенками, но, к счастью, падение продолжалось недолго, и киммериец, ударившись о твердую почву, наконец ощутил себя в неподвижности.

Хорошо еще, что он, чувствуя как из-под него ускользает почва, успел сжаться в комок, и поэтому падение не было особенно болезненным. Конан отнял руку от лба и огляделся. Он лежал на земле, усыпанной пожелтевшими иголками, среди обступивших его деревьев и видел над собой совсем маленький овал голубого неба среди, казалось, заслонившей весь остальной мир зелени. Варвар проследил глазами оставленный им при падении след и присвистнул: высота склона была не менее пяти десятков локтей.

Человек, менее привыкший к подобным превратностям судьбы, мог запросто свернуть себе шею или, по крайней мере, сломать одну из конечностей. Конан пошевелил руками и ногами: к счастью, все оказалось цело.

— Уберегли боги, ничего не скажешь! — проворчал киммериец и приподнялся на локте, а потом сел, потирая ушибленные места и осматривая одежду, которая из щеголеватого охотничьего наряда превратилась в жалкие лохмотья. — Эк меня изваляло, — хмыкнул он, пытаясь приладить почти оторванную полу камзола. — Однако это мелочи, в первую очередь надо разобраться, где это я очутился и почему рядом нет моих егерей.

Король встал на ноги и, сложив ладони у рта, зычно прокричал:

— Я здесь! Где вы, рога Нергала вам в глотку?!

Ответом ему было лишь гулкое эхо, и варвар понял, что его крики, пока он находится здесь, вряд ли достигают верхнего края высоченного склона.

— Чтоб вас всех… — выругался Конан и направился к стене леса, которая окаймляла края этого то ли оврага, то ли косогора. — Придется пробираться другой стороной.

Он еще раз посмотрел на крутую стену. Хотя ему приходилось преодолевать препятствия и покруче, но здесь ничего не выйдет, даже зацепиться не за что, только кустики чахлой травы на почти отвесном склоне. Киммериец начал продираться сквозь переплетения ветвей, но протиснувшись на десяток шагов, обнаружил, что сделал ошибку — этот путь был почти непроходимым. Даже мечом не размахнуться, чтобы прорубить дорогу. Конан начал пятиться назад, чтобы начать крошить лесную стену прямо с поляны, но почувствовал, что ветви, будто щупальца, цепляются за его руки и остатки одежды. Он напряг свои могучие мускулы, но чем больше варвар прилагал усилий разорвать пленившие его путы, тем плотнее обвивались вокруг него растения, и скоро он оказался спеленут ими, словно младенец.

— Задница Нергала! — взревел киммериец, пытаясь последним усилием ослабить зеленую паутину, но его возглас потонул в шорохе ветвей, плотно облепивших лицо и почти закрывших рот, так что он с трудом мог дышать.

Еще мгновение, и Конан почувствовал, как щупальца плавно поднимают его и несут куда-то, все убыстряя и убыстряя свое движение. Варвар ничего не видел, но ощущал, как струи воздуха обвевают его тело.

Дышать стало легче, потом полет замедлился, и вот он уже стоял на ногах. Раздался легкий треск, и сковывавшие его сети ослабли и упали на землю. Он разлепил веки, и резкий свет ударил по глазам. Киммериец зажмурился и, склонив голову к земле, вновь открыл глаза.

Он увидел носки своих сапог на ровной поверхности, покрытой изумрудной травой, настолько ровной и плотной, что эта поросль больше напоминала ковер из его дворцового Зеленого зала. Свет вдруг ослаб, будто кто-то прикрутил фитиль у гигантской масляной лампы, и раздался густой голос, шедший словно из глубины колодца:

— Ну вот, наконец-то я смог познакомиться с этим знаменитым киммерийцем!

Король Аквилонии поднял голову: в десяти шагах от него струилась в воздухе, словно дым от костра, неясная, почти прозрачная фигура. Собственно говоря, тот клубок переплетенных зеленоватых сгустков, что он видел перед собой, нельзя было назвать фигурой: скорее, что-то похожее на растрепанную копну сена