конец, чтобы затянуть веревку на шее каменного великана, припустил что есть мочи к обрыву.

— А-а-а! — хотя Конан уже привык к преследующему его рыку, на этот раз рев казался особенно грозным.

Конан подбежал к краю, держа в одной руке конец своего аркана; пошарив глазами, он нашел конец веревки, что оставил, и, схватив ее, прыгнул вниз.

Он повис над грохочущим потоком и, качнувшись, уцепился за сплетенную им сеть.

Быстро перебирая руками, он постарался проскользнуть подальше от края утеса, под каменный навес.

И вовремя, потому что увидел, как огромная голова показалась из-за края скалы, высматривая киммерийца.

Уцепившись ногами за свою паутину, варвар что было сил дернул конец аркана, и его замысел сработал: истукан наклонился так низко, что даже легкого толчка хватило, чтобы он потерял равновесие и, увлекая за собой чуть не половину каменного навеса, рухнул вниз.

Конан, словно паук, повиснув на остатках сплетенной им сети, наблюдал, как это чудовищное порождение Сета с ревом и грохотом рухнуло на усыпанный крупными валунами берег реки и раскололось на части. Осколки брызнули во все стороны. С шумом разбрызгивая воду, огромная нога шлепнулась в поток, а потом, подпрыгивая на неровностях берега, туда же скатилась и голова.

Киммериец вздохнул и вытер пот со лба. Он почувствовал, как отпускает напряжение, в котором он находился все время преследования, когда, как заяц, петлял и увертывался от каменного истукана.

— Ты выполнил свою работу, — раздался знакомый густой голос. — И я отблагодарю тебя.

Варвар поднял голову, но тут же, помянув в очередной раз Нергала, опустил ее: над ним был только нависающий каменный карниз.

— Против тебя зреет заговор, — продолжал голос. — В награду за службу я дарю тебе медальон, который предупредит об опасности. Прощай.

В то же мгновение киммериец почувствовал прикосновение к груди; затем все вокруг заволокло черным туманом.

Когда дымка рассеялась, Конан вновь очутился на поляне во впадине, куда свалился, преследуя подраненного оленя.

— Его величество внизу! Здесь! — послышались голоса, и король Аквилонии, подняв голову к обрыву, увидел егерей и барона Самору, который радостно махал ему руками.

Бросили длинную веревку, и киммериец тотчас вскарабкался наверх.

— Мы чуть не потеряли своего короля, — возбужденно рассказывал Самора, держа под уздцы оседланную лошадь. — Никто не мог угнаться за тобой. А олень хорош, очень хорош, ничего не скажешь!

Варвар повернулся на кивок барона и увидел тушу оленя, в которой торчал его дротик и обломок стрелы.

«Я что, действительно свалился вниз? — подумал он. — Что-то не припомню… И еще пень какой-то мерещится, будто бы он разговаривал со мной… ходячая каменная статуя… демоны меня возьми, что за бред!»

Король вскочил на коня и поехал вместе с бароном впереди егерей.

Самора оживленно обсуждал перипетии погони за дичью, а киммерийца не покидала мысль, будто он позабыл что-то очень важное.

— …Я услышал треск ветвей и поскакал сюда… говорю ему: вот след, где пролетел конь короля, а этот болван не видит… ха-ха-ха, — заливался хохотом любитель скачек и охоты. — Пить надо меньше, тогда и зрение будет хорошим… ха-ха!

«Он прав, — рассеянно кивая барону, думал киммериец. — Выпил с утра два кувшина, вот и мерещатся говорящие пни…»

Однако вечером, когда вернулись с охоты, Конан обнаружил на своей груди узенькую цепочку с прикрепленным к ней медальоном из какого-то непонятного материала.

— Копыта Нергала! — выругался варвар, разглядывая непонятно откуда взявшуюся вещицу.

— Чье же это? У меня такой побрякушки никогда не было И как она очутилась у меня в кармане?

Он поискал глазами какую-нибудь шкатулку, чтобы сунуть туда ненужную вещицу, но вдруг явственно услышал низкий голос, шедший непонятно откуда:

— Надень на шею и не снимай по крайней мере в ближайшие полгода. Если поблизости окажется человек, который будет представлять для тебя опасность, медальон даст знать. Это моя благодарность за работу.

— Так, дожили, уже демоны каркают у меня в голове! — недоуменно огляделся киммериец. — Это что же, старческое слабоумие подходит?

— С тобой все в порядке, — голос в его мозгу звучал ровно и глуховато, словно издалека. — Просто я стер из твоей памяти кое-что произошедшее сегодня днем… или вчера… или тысячу лет назад… понимай, как хочешь. Ты сделал для нас очень много, но я не могу сохранить тебе память об этом. Такова воля богов, покорись ей, и сделай так, как я сказал.

— Ух! — Конан почесал в затылке. — А что же было сегодня днем, кроме падения в эту проклятую яму, конечно? Не могу вспомнить… или, как сказал этот голос, может, и вспоминать-то нечего. Ну и пес с ним! И если уж ему так надо, надену эту его побрякушку…

Он надел цепочку на шею и, скосив глаза, защелкнул замочек.

— Изящная вещица, — усмехнулся киммериец — если так пойдет и дальше, стану похож на своих подданных. Еще бы пару перстеньков нацепить, и… — он не договорил и рассмеялся. — Пора и к Белезе заглянуть. Скучает, наверное, малышка, два дня не виделись.

В эти осенние дни подданные короля Аквилонии с нетерпением ожидали, когда же барон Самора пригласит гостей на праздник, который он ежегодно устраивал в своем поместье. Молодые люди горели желанием померяться силами на рыцарском турнире, в скачках на резвых лошадях и многих других соревнованиях, девушки и женщины — продемонстрировать свои новые наряды и повеселиться на балу, знатные представители старинных родов — встретиться в непринужденной обстановке в гостеприимном замке барона, обменяться новостями, вспомнить былые подвиги и показать в обществе своих подросших наследников — в общем, вся аквилонская знать ждала этого приема и готовилась к нему загодя.

Молодой офицер Альгимант тоже мечтал о том, что победой на турнире сможет заслужить огонек признания в глазах капризной красавицы Мелиссы, которая хотя и не без благосклонности относилась к его попыткам сблизиться с ней, но, тем не менее, не оставляла без внимания и желание других молодых людей склонить ее симпатии в их сторону. Это сильно огорчало сына Бреганта. С тех пор, как его отец перешел на службу в столицу, заняв место советника самого короля, и мог непосредственно следить за успехами сына, Альгимант еще усерднее занимался фехтованием и другими видами единоборств — неудача на турнире стала бы теперь для него непоправимо тяжелым ударом.

У молодого человека имелись все основания рассчитывать на победу, хотя сильных противников в королевстве было достаточно: во-первых, с самого детства отец учил его обращению со всеми видами оружия, а во-вторых, Альгимант обладал высоким ростом и недюжинной силой и ловкостью — некоторые даже сравнивали его с самим королем, хотя, конечно, это было преувеличением — равных Конану сыскать было невозможно.

Самым сильным и опасным противником Альгиманта считался Тасвел, по иронии судьбы, тоже сын советника короля и, что было самым главным, также претендент на руку падчерицы графа Этельстейна. Однако здесь Тасвел обладал несомненным преимуществом перед сыном Бреганта — он происходил из благородной баронской семьи. Хотя при новом короле Аквилонии титулы и происхождение не значили столько, сколь в прежние времена, все-таки к благородным нобилям всегда было другое отношение, и семьи, приглядывая пару для своих детей, не обходили вниманием родовитость соискателей.

— Не стоит горевать об этом, — заметил отец, когда Альгимант как-то посетовал на незнатность их происхождения, — если тебе привелось родиться не под графским знаменем, такова воля богов. А честным и храбрым они помогут достичь своей цели. Вот, посмотри на меня, например. Кем был твой дед? Простым краснодеревщиком, мебель прекрасную делал, — Брегант говорил таким тоном, что было ясно: он уважает