Карабинас и Йеттмар поспешно ушли, мы же замолкли и погрузились в раздумье. Мы подняли глаза, только когда Хальворссон после длительного молчания произнес:
– А что, если…
Однако, встретившись с нами взглядом, он запнулся. Глубоко вздохнул и закрыл глаза. Наверное, он думал о том, насколько более безопасная наука фольклористика.
Карабинасу и Йеттмару понадобилось полчаса, чтобы вернуться. И еще три минуты, чтобы мы могли убедиться, что под микроскопом снова резвятся сперматозоиды.
Побледневшая доктор Хубер терла лоб.
– Мистер Силади, мне жутко стыдно, и я прошу у всех вас прощения. Простите, я вела себя ужасно глупо…
Но кого теперь уже интересовало, сердится на нас мисс Хубер или нет. Нам казалось, будто на нас обрушилось небо или, по меньшей мере, захороненная пирамида.
Первым заговорил Карабинас. Его голос был таким же хриплым, как у доктора Хубер.
– Мы не сошли с ума? Или все же это какой-то розыгрыш…
– Какой розыгрыш? – спросил Осима.
– Не знаю. Но ведь представить себе здравым рассудком…
– Ты видишь это собственными глазами.
– Глазами-то да, но только головой не воспринимаю. Хоть и вижу – не верю.
– Это… просто невозможно! – сказала, вернее, взвизгнула мисс Хубер, когда поняла, о чем речь. – Это невозможно… это противоречит всем биологическим знаниям!
– Всем прежним биологическим знаниям! – возвысила голос Селия.
– Сперму невозможно законсервировать… столько времени без охлаждения… Это все равно, как если бы ожила сама мумия.
– У вас есть другое объяснение?
– Нет, но… – И она замолчала.
– Мы не сошли с ума? – задал тот же вопрос и Йеттмар и поднял руку. – Сколько пальцев я показываю, Петер?
Никто не засмеялся его шутке.
И вдруг комната огласилась ревом Хальворссона:
– Господи! Математическая формула!
Он побелел, как стена, выпучив на нас глаза.
– Что такое? – непонимающе спросила доктор Хубер.
– Формула… или что это. Что нацарапана на мраморном шаре.
– При чем здесь формула? – выкрикнула Селия.
– Точка в вершине знака«… Понимаете?
– Боже мой! Сперма…
– И направление роста…
– Инструкция к пользованию! Мы орали, как полоумные, перебивая друг друга. Наконец, мы снова пришли в себя от вопля Хальворссона.
– Понимаете? Именно об этом говорится в послании!
Мы замолчали и уставились на него так, словно к нам вошел сам Иму.
Хальворссон воздел к небу дрожащие руки и, словно играя роль пророка в каком-то фильме о древних временах, начал декламировать: «…Я оставил семя, которое вы можете посеять когда угодно. Семя прорастет и выпустит колос. Но смотрите, хорошо посадите семя! Найдите плодородную почву, из которой сможет вырасти колос».
– Я все еще не верю. Я не в состоянии поверить, – простонала мисс Хубер. – Как можно законсервировать… Невероятно!
– Очевидно, они знали какую-то тайну, – сказал Йеттмар. – Во-первых, шар. Его закрыли так замысловато, что открыть его можно только вакуумным насосом. Потом еще коричневое красящее вещество. И кто-то еще может утверждать, что это не высочайшая культура! Тогда что же это, черт побери?
Хальворссон хлопнул себя полбу и покачал головой.
– А я, дурак, еще подумал, что обнаружил корни христианства. Горчичное семя и тому подобное. А здесь речь идет о совершенно конкретном семени! Но кто, черт возьми, мог бы подумать о таком под землей?
– Тут будет еще и кое-что похлеще, – сказал Карабинас. – Дело в том…
Я почувствовал, что мне пора вмешаться, иначе фантазия заведет нас бог знает куда.
– Больше ни слова! Возьмемся за работу и повторим этот опыт еще минимум раз десять. Со спиртом, с водой, с чем угодно. В различных условиях. И в строжайшей тайне. Вы согласны помочь нам, доктор? 20 сентября Доктор Хубер откашлялась и в замешательстве стала перекладывать бумаги.