она становится абсолютно непригодной. От одного моего прикосновения. Становится такой, словно ее вынули из кассеты, засветили.

– Вероятно, какое-то излучение.

– Что-то такое. Только его нельзя измерить. Следы оставляет, но никак не поддается измерению. Удивительно, да?

– Ну… Честно говоря, я в этом не очень разбираюсь.

– Не бойтесь, это не опасно. Насколько я знаю, от. меня еще никто не заболел. Даже моя мама, или, во всяком случае, та, кого так называют.

Странная интонация, с которой он произнес эти слова, резнула мне слух.

– Как вы сказали? Ведь она и в самом деле ваша мама.

– Моя мама? Не знаю… Во всяком случае, она родила меня.

– Я думаю, это одно и то же.

Он посмотрел мне в глаза с иронической улыбкой.

– Вы так полагаете? В таком случае, для ребенка из пробирки пробирка является его мамой?

– У ребенка из пробирки нет мамы.

– Но будет. Обязательно будет. А потом можно будет поспорить, кто же его мама. Вы полагаете, что от малыша потом будут требовать, чтобы он почтительно здоровался с пробиркой, из которой вышел на свет божий?

Я – человек довольно бесцеремонный, но тон, в котором он говорил о своей матери, оскорбил мой слух.

– Не забывайте, Ренни, ваша мать – живой человек!

– Конечно… Но только не забывайте и вы, что она сама себе выбрала роль пробирки. И должна нести за это ответственность!

– Вы не любите вашу маму? Он, негодуя, пожал плечами.

– А почему бы мне ее любить? Я благодарен ей за то, что она меня родила. И я всегда могу постоять за себя. Вам это любопытно?

– А ваш отец?

– Вы имеете в виду Силади? О, он тоже не имеет ко всему этому никакого отношения, как… и к моей матери. Давайте так и будем это называть, хорошо? Матери у меня нет и не будет! Но отец есть!

– Иму?

– Да. Он.

– Но ведь…

– Я знаю, что вы хотите сказать. Что Иму умер. Но разве не он отец?

– Вы с ума сошли!

– А, может быть, не совсем? Что знаете вы, да и я тоже о тех? К чьему роду я принадлежу? Может быть, у них там и смерти нет?

– Не забывайте, что они тоже убивали друг друга!

– А если они умеют воскрешать мертвых?

– Я полагаю, вы хотите сказать, что очень хотели бы забрать с собой мумию Иму.

– Естественно. Хотя и знаю, что пока это невозможно.

– А потом… что вы будете делать потом? Он сдвинул брови и отвернулся.

– Естественно, установлю контакт между людьми и моими.

Он сказал это именно так: слово в слово. И все это начинало мне все меньше нравиться.

Он, очевидно, что-то заметил, потому что широко улыбнулся и похлопал меня оп плечу.

– Я жутко рад, Сэм, что вы с нами. Вы как-то придаете нам уверенность. Без вас мне, пожалуй, никогда не удастся попасть на планету Красного Солнца.

Потом он подмигнул мне, вскочил на ноги и трусцой побежал к деревьям в глубине парка.

Я же остался совсем наедине со своими мыслями, которые принялись так грызть мой мозг, словно я сунул голову в жилище рыжих муравьев. Но тут поблизости снова объявилась лягушка.

Она покосилась на меня и квакнула. Кто его знает, почему, но и это меня не успокоило.

Вечерело, и я снова вместе с Сети сидел в беседке. Огромная тарелка луны только что взошла над Сан-Антонио, так что этот вечер сам господь бог создал для любви.

Конечно, если вам есть в кого влюбиться.

Сети поставила ноги на скамейку и натянула на колени платье. Налетевший порыв вечернего ветерка шевелил ее кудри, и в лунном свете четко вырисовывалась необычная форма ее головы.

– Могу я вас спросить? – разрушил я чары лунного света.

Она взглянула на меня и безмолвно кивнула головой.