опешившего противника за клюв и свободной рукой быстро и ловко набил ему морду. Крутанув пару раз баклана над головой, боцман швырнул его в море и победным движением вытер кровь со лба. Баклан спланировал на воду, громко крякнул и, втянув голову в плечи, закачался на волне.

Получив необходимую медицинскую помощь, боцман трижды заходил к Кольке, демонстрируя перевязанную голову, и наконец после обеда они прочно засели в Колькиной каюте.

Рано утром на Колькиной вахте вырубился главный двигатель, а сам Колька куда-то запропастился. Первым его хватился боцман. Спустившись в пять утра в машинное отделение и никого там не обнаружив, он обошёл все низшие каюты с тщательностью и бесцеремонностью человека, мучимого похмельем. Около шести захлопали двери мотористов — старший механик поднимал свою команду для аварийного ремонта главного двигателя. Он тоже искал Кольку до и после завтрака и грозился убить. В девять Кольку искали уже всем экипажем, искали всерьёз и не нашли.

«Дядя Теймур» застыл, погруженный в разогретый до лёгкой дымки ментоловый сироп Индийского океана. Мы с Олежкой, молодым и шустрым матросиком, который тоже недолюбливает боцмана, во всем подражает Валентину, а меня за глаза зовет таксистом, вооружились биноклями и по десятому разу обшаривали вспыхивающую бликами воду.

На мостике шла разборка. Капитан распределял вину. Уже досталось старпому, который неизвестно куда смотрел, старшему механику за то, что в машине не вахты, а черт знает что, Ослику за то, что Ослиг. Меня в этот раз не задело.

Больше всех досталось третьему механику Генычу. На него и так уже наорала вся машинная команда, которой предстояла тяжёлая и бессрочная пахота по разборке главного двигателя, а стармех вообще орал беспрерывно.

— Я не знаю, как это могло случиться, — устало оправдывался третий механик. — Я же вам говорю, что работал у сепаратора и не мог слышать сигнала. Его и в центральном посту еле-еле слышно, вот, у деда спросите. В начале вахты смазочное масло поступало нормально, я проверял. А Николай у генератора убирался. Я его, как вахту приняли, больше и не видел.

— Как же вы допустили его до вахты? — спросил капитан. — Разве вы не видели, что он в нетрезвом состоянии?

Геныч не ответил. Он и так прекрасно понимал, что остался стрелочником, хотя сам и не совершил никакого нарушения.

Старший механик, видимо, почувствовал перегиб и прохрипел:

— Ладно, пусть идёт в машину. Там сейчас каждая пара рук на счету.

Старпом оторвался от радара, проводил третьего механика сочувствующим взглядом и крикнул:

— Что-нибудь видите, Стрельцов?

Я опустил бинокль, обернулся и отрицательно покачал головой.

Насколько я понимал происходящее, никто и не ожидал, что мы с Олегом увидим Кольку. С пяти утра, когда боцман не смог найти Кольку ни в каюте, ни в машине, до полной остановки судно прошло не менее двадцати миль. Поэтому наше наблюдение, как и тревога «Человек за бортом!», были совершенно излишними мероприятиями, вызванными скорее беспомощностью, чем здравым смыслом. После тревоги должен следовать маневр с выходом на обратный курс, а этот маневр был как раз невозможен из-за поломки двигателя. Я слышал, как старпом отговаривал капитана спускать шлюпку для поиска, и Олег тоже глубокомысленно заметил на крыле, что для шлюпки десять — двенадцать миль — это предел. Билет в один конец.

Предшествовавшие события я не понимал, хотя и был одним из наиболее посвящённых.

Петрович оказался прав, но Чарику я тоже по-прежнему верил. И пусть Чарик ошибся с наркотой, но убийство — это совсем другой уровень, и здесь не те люди. Во всяком случае, мне хотелось в это верить.

Позавчера вечером мне как-то в голову не пришло, что если старпом или кто-то из группы поддержки свяжут исчезновение пакета с наркотой с пребыванием в трюме Кольки и Хомута, то они предъявят одному из них счет. Причем, судя по объему пакета, счет немалый. Об этом я тоже подумал только сегодня утром, когда исчезновение Кольки еще не было воспринято всерьез. До меня вдруг дошло, что, окрылённый успехом, я швырнул за борт несколько сотен тысяч долларов, и нехорошие предчувствия зашевелились где-то в районе копчика. И, может быть, не только у меня, потому что боцман рассказал очередную поучительную историю, как на каком-то пароходе нечестно поделили спирт, и в результате оскорблённая повариха сиганула за борт в шестибалльную волну в Бискайском заливе. Потом её спасали в течение четырёх часов пять пароходов. Спас, конечно, боцман.

Когда мы с Олегом прибыли по тревоге на мостик, я успел лишь мельком взглянуть на старпома, получил бинокль и отправился на крыло. Старпом был деловит, хмур и возбужден, но не более того. Валить его на палубу и крутить ему руки в тот момент я не решился.

Всё бы было предельно ясно, если бы не авария с двигателем, которая путала мне все карты. Несмотря на свой мизерный опыт в мореплавании, я был уверен или почти уверен, что старпом не мог перекрыть подачу масла на цилиндры, хотя это произошло во время его вахты. Во-первых, маловероятно, что он знал, где находятся эти клапаны. Во-вторых, появление старпома в машинном отделении — это событие, которое ему было бы очень затруднительно объяснить, если бы кто-нибудь увидел.

С другой стороны, у него может быть сообщник, который не переводит деньги в банк. Этот сообщник выкинул Кольку за борт и перекрыл клапаны… но зачем? Искать иголку в десяти тысячах тонн риса можно и год, и два, и десять. Даже таксисты понимают, что гораздо проще попытаться договориться. Так какой же ему смысл ломать машину и застревать посреди океана на очень неопределенный срок? Никакого, как и любому из нас.

Вот тут-то и можно все валить на бедного Кольку, который пришел на вахту в сильном подпитии и смыслом не обладал. Валить безоговорочно, особенно, если не знать о событиях, происшедших в трюме полтора дня назад. Круг замкнулся.

— Вижу судно! — крикнул Олежка с другого крыла.

Генералитет рванулся туда. Я постоял, ожидая распоряжений в свой адрес, потом последовал за ними.

Мне не удалось как следует рассмотреть темный силуэт, появившийся на горизонте, — старпом забрал бинокль. Но он тоже не успел — бинокль перехватил капитан. Старпом сунулся было к Олежке, но капитан скомандовал, не оборачиваясь:

— Иди, вызывай, чиф!

Старпом вернулся в рубку, снял трубку УКВ-связи и заговорил по-английски. Он вызывал около часа. За это время неизвестное суденышко приблизилось достаточно, чтобы его можно было хорошо разглядеть без бинокля, и легло в дрейф в четырех с половиной милях. Мы подняли флаг «Оскар», означающий «Человек за бортом», выпустили три красные ракеты, но так и не получили ответа.

Потом на крыло поднялся Ослик.

— Между прочим, — заявил он грустно, — восточное побережье Африки от Сомали до Мозамбика объявлено зоной международного пиратства.

— Идите вызывайте, Ослик! — рявкнул капитан, — Чиф, отдай ему трубку!

Саша обиженно моргнул и двинулся в рубку, скорбно кивая головой.

— И вот еще что, — крикнул емувслед капитан, — Чиф, распиши на ночные вахты по два матроса. Пусть делают обход по судну. Ослик, выдайте им аварийные рации и ракетницу.

— Между прочим, — донеслось из рубки, — современные пираты вооружены автоматическим стрелковым оружием.

Капитан протяжно выдохнул и решительным шагом направился в рубку, чтобы взвалить на спину печального Ослика все, что накопилось за сегодняшний день.

Я медленно продирался сквозь бамбуковые завалы, направляясь на корму. Мы с Валей договорились встретиться у малярной кладовой для совместного перекура.

Ночные обходы неплохо способствуют напряжённой работе мысли, концентрации внимания и