«телефункенах», так оно и осталось. Министры меняются, а оборудование оперсостава остается на доисторическом уровне. Правда, благодаря мэру автопарк сильно подновили, теперь колеса на ходу не отваливаются, и на том спасибо.
– Гурову не звонить, только в случае крайнего ЧП, один звонит из автомата, другой стой на улице и гони всех к чертовой матери, вплоть до драки.
– Надоело, Станислав, зря хлеб жуем, нет ничего и не будет, – сказал Геннадий Веткин, который после ранения чувствовал себя отчасти героем, позволял себе высказаться.
– Когда часовой стоит на посту, так по полгода ничего не происходит, в один погожий день его находят с отрезанной головой, – ответил Станислав. – Чья бы корова мычала, ты подставился, как последний фраер. Игорь Смирнов живет нормально?
– Ничего нормального, – ответил Григорий Котов, его длинная худая фигура еще больше ссутулилась, и без того неулыбчивое лицо нахмурилось. – Молодой парень, хорош собой, с девками не встречается, дружки ходить перестали, сидит в четырех стенах, изредка выберется в сквер неподалеку, с ребятишками несколько минут поиграет, голубей покормит и назад в камеру.
– Ну, насчет девочек ты, Гриша, знаешь, парню мошонку оторвало, – сказал Крячко.
– Ну и что? Несчастье, конечно, но женщины не только для этого дела существуют, – несогласно пробурчал Котов. – У меня порой соблазн познакомиться с какой-нибудь дивчиной, объяснить, что с парнем такое несчастье произошло, пусть сама пойдет, в гости напросится, чаю вместе попьют, она ему сготовит чего, обогреет. Любому мужику женщина необходима.
– Гриша, если ты такой умный, чего ты столько молчал? Найди парню девчонку, может, он оттаивать начнет. А Фокин бывает?
– Как часы, через день, сумки таскает, такой папаша, в жизни не найти. Не к добру это.
– Вот и Гуров считает, что не к добру, только понять Фокина мы не можем. К чему-то он парня готовит, как-то хочет использовать.
– Ладно, а что Батулин?
– А ничего, – ответил Илья Карцев. – Живет, служит, иногда приводит к себе женщин, не проституток, по-моему, у него страсть к провинциалкам. Молоденькие, с чемоданами и баулами, но внешность специфическая. Такие из Урюпинска приезжают Москву покорять, вскоре на Тверской стоят, а то и у трех вокзалов шастают. Батулин, пока они в Москве не обвыклись, через свою койку пропускает, день-два, не больше. Имеется у него серьезная дама, но та при деньгах и муже, нашего клиента держит для развлечений. Я их разговоры по телефону пару раз слышал, полагаю, она ему деньжат подбрасывает, но держит строго, он там права голоса не имеет. Скукота, Станислав.
– То не нам с тобой решать, Илья, – резко сказал Крячко. – Ты мне в последнее время не нравишься. Я тебя как-то у дома объекта видел одного, типичный филер, таких в плохом кино показывают. Ты запомни, коли Лев Иванович сказал, что горячо, значит, горячо, вот-вот вспыхнет. И не твое свинячье дело данный вопрос обсуждать. Не нравится – иди на все четыре стороны, я на твое место вмиг оперативника найду.
– Да ты что, Станислав? Да я за такие деньги висеть сутками вниз головой согласен, – быстро сказал Карцев, а сам подумал, вот тебе и капитализм, платят, и рот не открывай. Раньше хоть на оперативке, даже на партсобрании можно было вякнуть. Толку, конечно, никакого, но все душу отвести, теперь молчи, иначе выгоним, другого найдем. Наемная сила и ни черта больше.
Станислав скрытое недовольство Карцева заметил, решил при случае Гурову сказать, что хоть и молодой опер – Илье было лишь тридцать пять, – а уже изъездился.
– Чапаев, – обратился Станислав к своему старому приятелю Василию Ивановичу Светлову, с которым отпахал не один десяток лет в МУРе, – ты шофер, улицу видишь лучше этих пацанов. То, что нас «водят», сомнения нет, но, по твоей прикидке, сколько машин задействовано?
– Шесть точно, – ответил Светлов. – Но уверен, что больше.
– Понятно? – Станислав оглядел собравшихся. – Если бы мы занимались пустым делом, кто бы бросил против нас такие силы? Или вы считаете, в других службах автопарк и оперативники не считаны?
– А чего они ждут? Если шестнадцатое число, то рано начали. А чего еще? – больше себя, чем кого другого, спросил Нестеренко.
– Валентин, если бы знали, то были бы умными, – ответил Станислав.
– А что Лев Иванович по этому поводу?
– Либо сам не знает, либо говорить не хочет. – Станислав поднялся. – С завтрашнего дня переходим на круглосуточное дежурство.
– Станислав, побойся бога, – пробормотал Веткин.
– Это вы побойтесь бога, за ничегонеделание, считай, каждый на машину заработал. Я добавлю один экипаж, сутки работаешь, сутки отдыхаешь. Пошли, пошли, менты поганые.
Генерал Орлов получил указание выделить двадцать офицеров для руководства охраны силами МВД первого оцепления, сопровождающего кортеж Президента. Он собирается выйти в народ в том самом месте, где в девяносто третьем поднимался на танк. Дата выхода не называлась.
Орлов понял: этого и ждут, это и чует Гуров, удивительное чутье у этого мальчишки. Генерал никак не мог привыкнуть, что Леве, по его представлению, голубоглазому, наивному мальчику, давно пятый десяток и он – полковник-важняк, имеет огромный авторитет среди старослужащих милиционеров, определенный вес среди солидных авторитетов и воров в законе.
Никто среди ментов не знал, хотя агентура и шептала, как на одной очень серьезной сходке, где авторитеты и воры в законе делили власть, один старый, но крепкий вор сказал:
– Льва Ивановича бы сюда, он бы нас быстро рассудил.
На сходке прошел шепоток, кому-то объяснили, кто такой этот Лев Иванович. Неожиданно молодой голос крикнул:
– Я вашего мента при первой встрече порешу!
Седой сплюнул под ноги, ответил:
– Мне лично он жизнь спас, на меня уже сто вторую повесили со всеми отягчающими, а Гуров вмешался, исполнителя отыскал, мне пятерик общего режима, через три я на воле.
– Ну и целуй его в задницу, а для меня мент, он и есть мент.
Мнения тогда разделились, чем закончилась сходка – неизвестно, но через месяц группу воров у рынка из автомата расстреляли, а спустя немного времени кафешка, в которой собрались авторитеты, взлетела на воздух.
Все бы ничего, пусть бьют друг дружку, но сколько мирных граждан при этих разборках погибло, никто не считал. А кто знает, не говорит.
Орлов по ВЧ позвонил Гурову, сообщил новость.
– Ты генерал, ты и решай, – сказал Гуров. – За жизнь Президента отвечает Коржанов. Ты можешь ему сообщить, что имеются оперативные данные и прочее. Лично я уверен, что мы Президента потеряем. Я от него далеко не в восторге, но он Президент России. И потом, Петр, я сто лет в сыске проработал, однако, когда убивают людей, не люблю. Извини.
– Бог простит, Левушка. Что ты предлагаешь?
– Оставить как есть, я Фокина сам перехвачу.
– Если нет, полковника Гурова убьют, а генерал Орлов знать ничего не знает. Виновата охрана, их, лбов, больше, чем фонарных столбов. Может, скажешь чего?
– Не знаю я! – Гуров сорвался, повысил голос: – Они только в тот день и проявятся. Ты мне только сообщи, в какой день Царь в народ пойдет.
Последние дни Гуров на веранде не показывался и к окнам не подходил, настроение было мерзейшее, словно паралич охватил. Конечно, несерьезно, но Гурова больше всего бесило сознание, что Фокин покушение продумал и просчитал, а он, сыщик, не в силах разгадать, что к чему.
Снайпера Гуров практически исключил: что годится против опера, не годится против Президента. Охрана все чердаки и подходящие окна прочешет, на учет возьмет, снайперу показаться будет невозможно. Может, какая-нибудь сверхсовременная радиоуправляемая ракета? Запустят ее где-нибудь за десять верст, лови, коли можешь. Но при чем тут Фокин и мальчишка Игорь Смирнов? А они наверняка фигуры центральные. Последняя встреча Фокина с лидером КПРФ не могла быть пустой или случайной.
