– Показать золото? – переспросил генерал и посмотрел на следователя с любопытством. – Неплохая идея, между прочим. Но вы отразите в объяснении, что она не ваша, – он снова взглянул на следователя и вышел.
Орлов, словно провинившийся школьник, шел следом и думал, что следователь в управлении больше не покажется. Как прокуратура будет его использовать, неизвестно, но генерал трусов не выносил.
У себя в кабинете, выслушав Орлова, генерал покачал головой:
– Люди, люди, что мы над собой вытворяем? Значит, двадцать с лишним килограммов золота, как грибы, закатал в банки? Вот люди, с вами не соскучишься, – он ходил по ковру, поглядывая на Орлова, сказал: – Петр Николаевич, а ведь лет двадцать назад мы были на «ты»!
– Тогда вы не были генералом, – ответил Орлов.
– Ну ладно, – генерал отрубил вос-поминания. – Назначили вас к Турилину заместителем, приказ подписан, присту-пайте…
Орлов и не заметил, как дошел до своего кабинета. «А ведь теперь мне придется переезжать в другой, – думал он, – заместителю полагается отдельный кабинет. Вот что я точно не сделаю, так не стану менять и переставлять мебель, – рассуждал он. – Пусть все на новом месте не так, все не по мне, ничего не трону. За моей спиной никто не хмыкнет, не подмигнет товарищу: мол, «новый», как всегда, с обстановочки начал, словно шкаф с сейфом все дела и решают. В жизни не сидел в комнате один», – рассуждал Орлов, поглядывая на склонившегося над бумагами Кирпичникова, который, как всегда, что-то аккуратно писал. Видимо, он о назначении Орлова еще не прослышал, так как лишь взглянул только и поерзал на стуле, словно хотел встать, да срочная работа придавила. «Теперь ты у меня побегаешь, – подумал Орлов и нехорошо улыбнулся. – Он побегает, а я что набегал? Шайку расхитителей накрыл? Неплохо. А убийства на шее висят, лишь тяжелее стали», – и, пробормотав что-то о бездельниках-писаках, вышел.
Заключение баллистической экспертизы было уже готово. Лева не удивился, узнав, что и в Ветрова и в Шутина стреляли из одного и того же пистолета, а именно из «вальтера», обнаруженного на месте последнего происшествия. При самом тщательном исследовании пистолета обнаружить на нем пальцевые отпечатки не удалось. На рукоятке и спусковом крючке эксперт нашел мельчайшие бумажные волокна. Поэтому был сделан вывод, что после выстрела пистолет вытерли бумажной салфеткой. Лишь один эксперт в этом сомневался, более того, утверждал, что пистолет салфеткой не вытирали, иначе она была бы смята значительно больше, на ее поверхности обнаружили бы потертости, а волокна от нее нашли бы не только на рукоятке и спусковом крючке, но обязательно и на замковой части «вальтера». На салфетке обнаружили пальцевый отпечаток, и сейчас криминалисты его проявляли, пытаясь добиться максимальной четкости.
Лева устал нервничать и бесцельно расхаживать по коридору, заглядывая в кабинеты, и уселся на стуле у окна. Он смотрел на микроскопы и другие, неизвестные ему приборы, на людей в белых халатах и думал, что ни за что, даже под угрозой наказания, не станет мазать черной краской пальцы Ирины и прикладывать их на дактокарту. Потом он подумал, что этим, конечно, займется эксперт.
– Ну-с, молодой человек, – широкоскулый эксперт с раскосыми глазами потер переносицу, – есть пальчик. Первый пальчик правой руки.
– Женский? – спросил Лева и отвернулся.
– Не думаю, почти наверняка мужской, – ответил улыбаясь эксперт, и глаза его превратились в узкие щелки, удивительно, как он вообще может что-либо разглядеть. – Есть подозреваемый?
– Подозреваемый? – нараспев переспросил Лева. Факты и фактики, алогичные, противоречащие друг другу и здравому смыслу, неожиданно сложились в картину ясную и простую. Казалось, волшебник или знаменитый фокусник-иллюзионист взял в руки разнокалиберные кусочки добытой за последние дни разноцветной мозаики, потряс ладонями около уха и выложил на столе безукоризненный узор, который долго и безуспешно пытался сложить Лева. – Подозреваемый? – вновь произнес Лева, ему стало страшно. Сколько раз за последние сутки он, казалось, держал разгадку в руках. Шутин, с уязвленным самолюбием, слабостью и завистью, засыпался с деньгами. Его убили. Перов, которому угрожал Ветров, позже Шутин, имеет алиби. Ирина, имевшая достаточно оснований, была готова ради мужа на все, однако отпечатки на салфетке оставил мужчина.
«Еще одной ошибки я не переживу», – словно актер из дешевой мелодрамы, подумал Лева, подошел к столу, на котором лежали три дактилоскопические карты с отпечатками пальцев подозреваемых по делу, собрался с духом и ткнул в одну из них:
– Вот он. Сравните.
Эксперт взглянул на карту, прочитал фамилию, перевел на Леву недоуменный взгляд, пожал плечами и занялся своим делом. Буквально через несколько минут он поднялся и сказал:
– Точно. Пальчик никакого сомнения не вызывает.
Лева рассмеялся нервно и опустился на стул, хотел попросить воды, постеснялся, лишь махнул на эксперта рукой: мол, ерунда, все пройдет. Это было то мгновение, ради которого и стоило трудиться дни и ночи в уголовном розыске. Инспектор Гуров нашел убийцу, вытащил на свет Божий Ее Величество Истину.
Ирина и Олег Перовы шли по улице Горького к Белорусскому вокзалу, миновали мост и оказались на той самой аллее, по которой пять с лишним лет назад, безмерно счастливые и чуть-чуть хмельные, они бежали со свадьбы в собственный дом. Сейчас они шли медленно, радость неожиданного освобождения прошла, память возвращала в прошлое. Ведь было все, абсолютно все, о чем только можно мечтать: молодость, любовь, счастье. Сейчас впереди их ждал суд, приговор, разлука. И хотя на скамье подсудимых будут только мужчины, судить станут обоих. Сегодня Ирина наконец поняла свою вину. Оказалось, что для этого надо так мало – задать простые вопросы и дать честные ответы. Ирина помнила вопросы, наверное, никогда их не забудет. «Какой оклад у вашего мужа? Сколько вы лично тратите ежемесячно? На какие средства, по вашему мнению, были куплены машина, хрусталь и другие дорогие вещи?» Как просто. Или она не задавала себе эти вопросы раньше? Задавала, но с каждым днем все реже и реже, отмахивалась от них, с деньгами жить удобнее. Все как-то устраиваются. Что означает слово «устраиваются»?
Вчера умер Семен Семенович. Олег пришел домой взвинченный и почти трезвый. Дома он, естественно, выпил и незаметно для себя стал рассказывать о покойном. Так Ирина поняла все, о чем не хотела думать последние годы. Олега несло, он не мог остановиться, говорил и говорил, пил и продолжал рассказывать. О Ветрове, его требованиях, угрозах, и Ирина вспомнила молчаливые взгляды Павла, поняла смысл завещания. «Почему он молчал?» – возмутилась было Ирина, но тут же подумала, как мы много требуем от других и как мало от себя. Она сама знала, знала, но не хотела знать. Вспомнила свои разговоры с Аллой Ваниной и ее презрительные слова о мужчинах-добытчиках. А она, Ирина, промолчала и стала соучастницей.
Она смотрела в лицо мужа и вспоминала, каким он был тогда, в прошлом веке, до нового летосчисления, каких-то пять лет назад. Ирине стало больно и страшно. Что они сделали и что делать теперь?
– Как говорил Павел? – спросила она. – Идти и просить у людей прощения?
– Брось! – Олег вяло махнул рукой. – Думаешь, там награды дают? – Он снова выпил, сплюнул и жалобно пробормотал: – Вот, проклятая, не пьешь – плохо, пьешь – еще хуже.
Ирина понимала: пока Олег в таком состоянии, ей не убедить его ни в чем. Откладывать на завтра тоже ничего нельзя, она уже не верила в себя, в свои силы. А вдруг передумается? Ирина верила Павлу, при всех своих недостатках Павел Ветров был человек умный и справедливый. Надо идти, повинную голову меч не сечет.
Ирина решила действовать и уговорила Олега выйти на улицу. Якобы просто проветриться и погулять.
Через двадцать минут после их ухода у подъезда остановилась оперативная машина.
Они гуляли молча, позже, когда открылись парикмахерские, Ирина заставила мужа зайти и побриться. Он давно протрезвел, шел, угрюмо глядя под ноги, и вспоминал, как тридцать первого августа пришел в квартиру Павла, расположился на кухне, хлебнул из бутылки, которую принес с собой и, видимо, заснул. Очнулся он от какого-то грохота, некоторое время оглядывался, соображая, где находится, затем прошел в комнату и увидел мертвого Павла. Первым чувством Олега было облегчение, теперь не надо никого уговаривать, унижаться. Только позже Олег понял, что Павел был последним звеном, связывавшим Олега Перова с людьми.
