одной мысли об этом Брунетти почувствовал себя крайне неловко.

Пока Паола ждала, что же он ответит, Брунетти понял, что расспросы про Катальдо тоже могут показаться двусмысленными — в конце концов, супругой Маурицио была женщина, которая так заинтересовала Брунетти, что он даже не сумел этого скрыть.

— Хорошо, — нехотя заговорил он. — Я ему позвоню.

— Вот и умница, — ответила Паола и повесила трубку.

Брунетти набрал номер офиса тестя, представился и попросил соединить его с самим графом Фальером. На этот раз обошлось без всяких щелчков, стрекота и задержек. Уже спустя секунду в трубке послышался голос графа:

— Гвидо, я рад тебя слышать. У тебя все в порядке? Дети здоровы?

Если бы это услышал человек, незнакомый с их семьей и тем фактом, что Паола каждый день разговаривает со своими родителями, он бы непременно решил, что граф давным-давно не получал известий о судьбе своих родных.

— Все здоровы, спасибо за заботу, — ответил Брунетти и тут же перешел к делу: — Я хотел узнать, приняли ли вы решение по поводу того проекта. Насчет инвестиций. Извините, что я с вами не связался, но мне так и не удалось узнать ничего серьезного. Во всяком случае чего-то такого, чего вы бы уже и сами не знали. — Привычка в телефонных разговорах выражаться как можно туманней так въелась Брунетти в подкорку, что он, даже интересуясь всего лишь повседневными делами одного из членов своей семьи, старался не упоминать никаких имен и сообщать как можно меньше конкретной информации.

— Ничего страшного, Гвидо, — прервал его размышления голос тестя. — Я уже решил, что мне делать. Если хочешь, могу тебе сказать, — добавил он после паузы. — Сможешь выкроить для меня часок?

Учитывая унылую перспективу одинокого ужина в пустом доме, маячившую перед Брунетти, он с радостью согласился.

— Я бы хотел сходить взглянуть на одну картину, которую обнаружил вчера вечером. Если хочешь, можешь присоединиться. Только честно скажи, что думаешь.

— С удовольствием. Где встретимся?

— Может, у Сан-Бортоло? Оттуда до галереи можно дойти пешком.

Они условились встретиться в половине восьмого. Граф был уверен, что, если он позвонит владельцу, тот дождется их и не будет закрываться. Взглянув на часы, Брунетти понял, что успеет еще немного поработать — разделаться с бумагами, которые скопились на столе за целый день. С трудом сосредоточившись, он принялся читать. Меньше чем через час одна из стопок переместилась с правого конца стола на левый. Брунетти, хоть и гордый сознанием своей работоспособности, с трудом мог бы сказать, о чем он только что читал. Поднявшись на ноги, он подошел к окну и принялся пустым взглядом смотреть на церковь на той стороне канала. Зашнуровав ботинки, он открыл дверь шкафа и погрузился в поиски сапог на шерстяной подкладке, которые не носил уже сто лет, со времен последней, особенно высокой, acqua alta. Несколько месяцев назад Брунетти заметил, что один сапог покрылся плесенью, и теперь решил воспользоваться удобным случаем и выбросить их в мусорное ведро. Будем надеяться, подумал он, что, случись в городе очередное наводнение, я не окажусь в этот момент в квестуре, да еще без сапог. Еще больше Брунетти надеялся, что синьорина Элеттра не узнает, что он выбросил резину в ведро для бумажного мусора.

Вернувшись к себе за стол, он изучил расписание дежурств. Оказывается, Альвизе назначили сидеть в участке дежурным всю следующую неделю. Брунетти это не устраивало, так что он быстренько записал его в патруль к Риверре.

Наконец пришло время выходить. Брунетти решил пойти пешком, о чем пожалел, как только свернул на улочку Сан-Лоренцо. Температура резко упала, и он расстроился, что не захватил из шкафа шарф. На площади Санта-Мария-Формоза ветер немного утих, но при виде обледеневших луж возле фонтана Брунетти стало еще холоднее.

Обойдя церковь, он срезал дорогу и оказался у площади Сан-Лио. Через подземный переход Брунетти вышел на площадь, где его встретил жгучий ветер в компании с графом Фальером, заботливо укутанным в шерстяной розовый шарф, какой мало кто из его ровесников осмелился бы надеть.

Мужчины расцеловались — за долгие годы общения это вошло у них в привычку, — граф взял Брунетти под руку и повел прочь от статуи Гольдони, вниз к мосту дель-Ово.

— Что это за картина, которую вы хотите посмотреть? — спросил Брунетти.

Граф кивнул проходящему мимо мужчине и на секунду остановился, чтобы пожать руку пожилой даме, показавшейся Брунетти странно знакомой.

— Ничего особенного, — ответил граф, — но в лице есть что-то крайне привлекательное.

— Где вы ее увидели?

— У Франко. Там и поговорим спокойно, — сказал граф и раскланялся с парой каких-то старичков.

Они подошли к кампо Сан-Лука, прошли мимо бара, открытого на месте ресторана «Роза-Сальва», пересекли пару мостов и начали спуск к зданию, когда-то бывшему театром «Ла Фениче». Перед ним они повернули налево, минуя ресторан «Антико Мартини» — оба немного пожалели, что сейчас неподходящее время для ужина, — и затем вошли внутрь галереи у самого основания моста. Франко, которого оба хорошо знали, помахал им, приглашая рассмотреть картины, и вновь погрузился в чтение.

Тесть подвел Брунетти к портрету, на котором был изображен, как Брунетти предположил, венецианец, живший веке в шестнадцатом. С небольшой картины размером примерно пятьдесят на шестьдесят сантиметров на них смотрел молодой бородач. Правую руку он довольно театрально прижимал к сердцу, левая ладонь покоилась на раскрытой книге. Он взирал на ценителей искусства спокойными умными глазами. За правым плечом юноши виднелось окно, за которым возвышались горы. Увидев их, Брунетти подумал, что художник, наверное, родом из Конельяно или, в крайнем случае, из Витторио-Венето. Миловидное лицо молодого человека выделялось на фоне темной занавеси, с которой резко контрастировал белоснежный воротничок его сорочки. Поверх нее алел ярко-красный плащ. Довершал наряд черный камзол с двумя белыми пышными кружевными манжетами, выписанными с тем же мастерством, что и руки и лицо юноши.

— Ну как, нравится? — спросил граф.

— Очень, — признался Брунетти. — Про эту картину что-нибудь известно?

Прежде чем ответить, граф подошел поближе к полотну и обратил внимание Брунетти на герб рядом с правым плечом бородача. Показав на него пальцем, граф спросил:

— Как думаешь, могли этот герб дорисовать позднее?

Брунетти отступил на шаг, чтобы взглянуть на картину под другим углом зрения. Прикрыв рукой изображение герба, он увидел, что пропорции сразу же изменились в лучшую сторону.

— Думаю, да, — вынес вердикт он, посмотрев на портрет еще несколько минут. — Определенно. Но не думаю, что я бы это заметил, если бы не вы.

Граф что-то согласно промычал.

— У вас есть идеи, почему это произошло? — поинтересовался Брунетти.

— Я не уверен, — ответил граф. — Да и как тут можно быть в чем-то уверенным? Скорее всего, юноша получил титул уже после того, как с него написали портрет. Видимо, отнес картину обратно к художнику и попросил пририсовать герб.

— Примерно как датировка чеков и договоров задним числом, а? — предположил Брунетти. Забавно, подумал он, что страсть людей к мошенничеству за прошедшие века ничуть не ослабла. — В преступном мире моды не меняются, надо полагать.

— Ты пытаешься перевести разговор на Катальдо? — спросил граф и быстро добавил: — Учти, Гвидо, я серьезно спрашиваю.

— Нет, — спокойно ответил Брунетти. — Мне ничего не удалось о нем выведать, кроме того, что он богат. Никаких намеков на преступную деятельность я не обнаружил. — Брунетти посмотрел на своего тестя: — А вы знаете что-то, чего не знаю я?

Граф отошел в сторону, чтобы полюбоваться еще одной картиной — портретом в полный рост, запечатлевшим толстощекую даму, увешанную драгоценностями и наряженную в парчу.