Магнитофонный голос все звучал, а сам профессор приподнял огромную проволочную клетку и жестом пригласил меня войти в нее. Я заколебался. Он бесцеремонно втолкнул меня, вошел следом, взял за руку и потянул вниз, давая понять, что я должен сесть на пол. Сам он уселся напротив, скрестив ноги, так что из-под халата торчали его острые коленки. Я послушался. Все это весьма напоминало сцену из скверного кинофильма о сумасшедшем ученом. В клетке тоже повсюду вились провода, он соединил два из них, и раздалось тихое монотонное бренчание. А его собственный голос по-прежнему бубнил из магнитофона, лежавшего снаружи рядом со стулом. Лакс вытащил из-за спины два толстых, похожих на ярмо ошейника, один через голову надел на собственную шею, второй подал мне, показывая, чтобы я сделал то же самое, потом воткнул себе в ухо проводок с утолщением вроде небольшой маслины на конце и опять жестом показал, что я должен сделать то же самое. И тут я услышал в ухе, что говорит профессор.
— Вот теперь можно побеседовать. Задавайте вопросы, но прежде подумайте. Нас никто не услышит. Мы экранированы. Вы удивлены? А удивляться нечему. Даже самым надежным людям не всегда следует доверять, и это правильно.
— Можно говорить? — спросил я. Мы сидели на полу в клетке так близко друг к другу, что наши колени почти соприкасались. Магнитофон продолжал бубнить.
— Можете. Против всякой электроники найдется своя электроника. Я знаю вас по книгам. Вся эта дребедень вокруг — всего лишь декорация. Вас наметили в герои. Миссия лунной разведки. Вы полетите.
— Полечу, — подтвердил я.
Он говорил, почти не шевеля губами. Я отлично слышал его через микрофон в ухе. Все выглядело достаточно странно, ничего не скажешь, но я решил принять навязанные мне правила игры.
— Ясное дело — полетите. Тысяча человек будет вас поддерживать с Земли. Безотказное Лунное Агентство. Беда только, что его разрывает изнутри.
— Агентство?
— Да. Они снабдят вас дюжиной новых дистантников. Но на самом деле чего-то стоит только один. Мой. Совершенно новая технология. Из праха возник, в прах обратишься и вновь возникнешь. Я вам его позже покажу. Мне надо вам его продемонстрировать. Но сначала получите от меня благословение. Спасительные указания на дорожку. — Он поднял палец. Его глаза, маленькие и круглые за толстыми стеклами, усмехались с добродушной хитрецой. — Вы услышите то, что они хотели, но сначала то, чего они не хотели. Но я так хочу. Я человек старосветских принципов. Прошу внимания. Агентство — организация международная, но ведь невозможно набрать в сотрудники ангелов. На далеких окраинах, допустим на Марсе, вам пришлось бы действовать в одиночку. Один против Фив. На Луне же вы будете лишь вершиной пирамиды. С земным комплексом стратегической поддержки. Вы знаете, кто будет в этом комплексе?
— Не совсем. Но большинство из них знаю. Киббилькисов, Тоттентанца. Кроме них, там еще доктор Лопец. Ну, Сульцер и остальные, а что? В чем дело?
Профессор меланхолически покачал головой. Под высоким проволочным колпаком выглядели мы, вероятно, весьма комично. А еще непрестанное бренчание и магнитофонная запись.
— Каждый из них представляет противоречивые интересы. Иначе быть не может.
— Я могу говорить
— Можете. Учитывая, что вы от меня услышите, вы не должны доверять никому. Мне тоже. Но
— Говорил.
— Есть и пятое. Они хотят знать правду, которой знать не хотят. То есть не всякую правду. И не все одинаково. Вы понимаете?
— Нет.
Мы разговаривали, сидя друг против друга на полу, но я слышал его словно по телефону. Он меня тоже. Гудел ток, магнитофон продолжал что-то болтать, а Лакс, часто моргая за стеклами очков, опершись руками о колени, не спеша продолжал:
— Я устроил это, чтобы помешать подслушиванию. Все равно кому и для кого. Хочу сделать, что смогу, так как считаю необходимым. Обычная порядочность. Благодарности излишни. Они будут вам помогать. Но лучше некоторые факты попридержать при себе. Ваш доклад не должен стать исповедью. Мы не знаем, что произошло на Луне. Сибеллиус и иже с ним считают, что эволюция пошла там обратным ходом. Развитие инстинктов вместо развития интеллекта. Разумное оружие — не оптимальное оружие. Оно может, скажем, испугаться. Ему может расхотеться быть оружием. Оно может придумать что-нибудь этакое… Солдату, живому или мертвому, не положено иметь собственных идей. Интеллект — это многомерность действий, то есть свобода. Ну и что?
— Откуда вы знаете?
— Кто сеет эволюцию, пожинает разум. Но разум не хочет никому служить. Разве что вынужден. А там не вынужден. Однако я не намерен говорить о том, что происходит
— То есть?
— Лунное Агентство должно было перекрыть доступ информации с Луны. Кончилось тем, что именно оно собирается ее получить. За тем вы и летите. Либо вернетесь ни с чем, либо со сведениями, более разрушительными, чем атомные бомбы. Что предпочитаете?
— Минуточку. Прошу не говорить намеками. Вы считаете своих коллег представителями каких-то разведок? Агентами? Да?
— Нет. Но вы можете привести к этому.
— Я?
— Да. Равновесие, существующее с момента заключения Женевского договора, неустойчиво. Вернувшись, вы можете прежнюю опасность заменить новой. Вы не можете стать спасителем мира. Вестником мира.
— Почему?
— Программа переноса на Луну земных конфликтов порочна в самом зародыше. Иначе и быть не могло. Контроль вооружений оказался невозможным из-за их микроминиатюризации. Нетрудно считать ракеты и искусственные спутники, но невозможно пересчитать искусственные бактерии. Или искусственные природные бедствия, или то, что привело к падению естественного прироста населения в третьем мире. Это падение было неизбежным. Только по-доброму его не удалось осуществить. Можно взять под ручки двух человек и объяснить им, что для них выгодно, а что губительно. Но человечество под локоток не возьмешь и всего не объяснишь, верно?
— Какая тут связь с Луной?
— Такая, что гибель не была предотвращена, а лишь перенесена в пространстве и времени. Так не могло длиться вечно. Я создал новую технологию, которую можно использовать в телематике. Для изготовления дисперсантов. Дистантников, способных к обратимой дисперсии. Я не хотел, чтобы моя технология служила Агентству, но это произошло, — он поднял обе руки, словно сдавался. — Сработал кто- то из моих сотрудников. Не знаю наверняка кто и не считаю это столь важным. Под большим давлением неизбежно должна была произойти утечка. Всякая лояльность имеет свои пределы, — он провел рукой по блестящей лысине. Магнитофон продолжал говорить. — Я могу сделать лишь одно: доказать, что дисперсионная телематика еще не пригодна к употреблению. Это я могу. Скажем, на год. Потом они сообразят, что я водил их за нос. Как, по-вашему, мне следует поступить?
— Почему я должен решать? И зачем?
— Если вы вернетесь ни с чем, никто не станет вами интересоваться. Ясно?
— Пожалуй, да.
— Но если вы вернетесь с сообщениями, последствия будут непредсказуемыми.
— Для меня? Так вы меня собираетесь спасать? Из симпатии?