греет это воспоминание. Эмиль никогда не стал бы винить тебя в том, что произошло. Перестань казнить себя!

Однако слова Элен не возымели своего действия на Габриэль. Она успокаивалась только тогда, когда укачивала на руках маленького Андрэ, укладывала его спать или пела ему своим низким, чудным голосом колыбельные песни. В такие минуты мрачное расположение духа, казалось, покидало ее, но она не забывала о своем горе, и ее исхудавшее лицо с резко обозначившимися скулами было все так же печально.

Через два месяца после смерти Эмиля Габриэль стало плохо прямо в шелководческом сарае, она внезапно упала в обморок на каменный пол, рухнув, как подкошенная, без единого звука. Накануне этого она целую неделю много работала, посещая дома своих мотальщиков и красильщиков. Первым к Габриэль подбежал Мишель, он взял ее на руки и отнес в дом. Немедленно послали за Элен. К тому времени, когда она добралась до усадьбы, у больной уже побывал доктор Жонэ. Элен встретилась с ним этим же вечером, когда он снова приехал навестить Габриэль и поговорить с ее невесткой о состоянии больной.

— Почему мадам Вальмон морит себя голодом? — сурово спросил доктор, сердито поглядывая на Элен, как будто она была в чем-то виновата.

— Я знаю, что в последние дни у нее был плохой аппетит, но я думала, что это само собой пройдет.

— Пройдет! Силы Небесные! Да у нее полнее истощение организма от недоедания! Разве прошедшей зимой мы не насмотрелись на умирающих с голода? Все симптомы налицо, мадам Вальмон явно довела себя до подобного состояния. Вы должны насильно кормить ее с ложечки, как ребенка. Поэтому в ближайшие несколько дней, прошу вас, займитесь вашей золовкой, выполняя все мои предписания.

Опытная в уходе за больными, Элен в точности выполнила все, что от нее требовалось. Она, в отличие от многих других, знала причину того, почему Габриэль довела себя до такого состояния и упала в обморок, и поэтому старалась отвлечь больную от мыслей о прошлом. Элен попросила самых близких друзей Габриэль, живущих в Лионе, навестить ее в деревне, как только она немного поправится и окрепнет настолько, что сможет принимать гостей. И вот шумная стайка хорошо одетых дам в шляпках, украшенных разноцветными лентами и цветами, нагрянула в усадьбу. Они весело болтали с Габриэль о модах нынешнего сезона, делились с ней новыми слухами и сплетнями, а также рассказывали о том, как растут их дети, поинтересовавшись самочувствием маленького Андрэ, который всех умилил и растрогал. Элен заранее предупредила гостей, чтобы они в разговоре с больной избегали тем, связанных с военной кампанией на Пиренейском полуострове, и дамы сдержали данное ими слово, хотя среди них были умные, далеко не легкомысленные женщины, которые с удовольствием поговорили бы с Габриэль о чем-нибудь более серьезном, чем последние городские сплетни. Поэтому им очень трудно было сдерживать себя и не касаться темы, волновавшей сейчас всех, — русский царь проявлял по отношению к Франции все большую враждебность, что не могло не вызвать у французов сильной обеспокоенности.

Вскоре после этого Элен, воспользовавшись днем рождения Андрэ, устроила для Габриэль еще один праздник. Во второй половине дня она удобно усадила Габриэль, одетую в легкое муслиновое платье в черно-белый горошек, в шезлонг, стоявший в тени деревьев, посадив маленького Андрэ у ног матери на расстеленный на траве плед. Мальчик был очень похож на Габриэль, лишь цвет глаз и волос он унаследовал от отца. Будучи очень подвижным, резвым ребенком, он тут же сполз с пледа на траву и начал увлеченно исследовать ее, пока Жюльетта, проявлявшая к нему завидное терпение, вновь не водворила малыша на место.

Элен, которая в течение двух предыдущих дней пекла и готовили угощения для праздника, начала тем временем накрывать на стол под белоснежной кружевной скатертью, стоявший здесь же на лужайке. В центр стола она поставила роскошный пирог, политый золотистой карамелью и аппетитно пахнувший ванилью. Рядом со слоеными пирожками и изысканными паштетами стояли тарелки с более простой, обычной едой — для Андрэ и Жюльетты. Сначала Элен собиралась пригласить за праздничный стол в качестве гостя одного лишь Мишеля, но накануне праздника Габриэль предложила позвать всех, кто работал на шелководческой ферме, чтобы каждый из рабочих выпил бокал шампанского за здоровье Андрэ и поел. Элен восприняла это пожелание своей подруги как признак того, что она находится на пути к выздоровлению, хотя, конечно, горечь пережитой трагедии навсегда останется в ее сердце. Когда со стороны шелководческой фермы на тропе, петляющей между деревьями, показались рабочие, весело переговаривающиеся между собой, на лужайке сразу же установилась праздничная атмосфера. День рождения Андрэ прошел весело, праздник удался на славу.

Вечером того же дня Элен рассказала Габриэль, что написала письмо Николя.

— Знаешь, только после того, как состоялась наша с Мишелем помолвка, я почувствовала, что имею право рассказать ему о вашей с Николя любви. Мишель предложил, чтобы не только он сам, но и я от себя написала письмо Николя, извещая его о твоем вдовстве и трагической смерти Эмиля. Таким образом, мы могли бы надеяться, что хотя бы одно из наших писем дойдет до адресата и он узнает о том, что произошло.

Габриэль все так же спокойно лежала в своем шезлонге, откинувшись на подушки.

— И вы уже получили ответ?

— Нет, ответ до нас не дошел, но это не значит, что он не был написан. Говорят, что туда письма доходят лучше, чем обратно. Дело в том, что в армию почта чаще всего отправляется вместе с отрядами подкрепления. Почему бы тебе самой не написать Николя?

— Нет, я не сделаю этого до тех пор, пока нахожусь в доме Эмиля.

— В таком случае, ты можешь вернуться в Лион.

— Нет, — твердо сказала Габриэль. — Не сейчас. И давай больше не будем говорить об этом.

Габриэль быстро поправлялась. Но вопреки надеждам Элен она вновь занялась делами шелководческой фермы и, по-видимому, вовсе не собиралась ехать в Лион. Казалось, ее совершенно не интересовали ни ткацкая фабрика, ни разработка новых узоров для Дома Рошей, ни махинации Анри. Габриэль сосредоточила все свои силы на производстве шелка-сырца.

Элен отложила отъезд в город на неопределенное время, задержавшись в усадьбе дольше, чем планировала, главным образом из-за того, что этого хотела Габриэль, не желавшая отпускать от себя подругу. Жюльетта была вполне довольна своим житьем-бытьем в усадьбе, потому что подружилась с соседскими ребятишками и весело проводила время.

Что касается самой Элен, то она ценила возможность ежедневно видеться с Мишелем, который снимал комнату в соседней деревушке, работая на шелководческой ферме. По приглашению Габриэль он почти каждый вечер ужинал с ними, и Жюльетта успела привязаться к нему. Для Элен самыми радостными событиями в жизни были теперь ее редкие свидания с Мишелем наедине, в ее душе, наконец, пробудились долго дремавшие чувства, она ощущала себя желанной и любимой, вновь узнав сладость поцелуев и ласк. Хотя за все это время они были близки лишь однажды — поддавшись охватившей их страсти и не в силах справиться с собой. Это случилось на прогулке, прямо на цветущем, пахнущем медом лугу. Мишель был очень нежен с Элен, и после этого их отношения стали еще более сердечными, как будто изведанная ими близость еще крепче связала их.

Но вот наступило время, когда Элен начала, наконец, собираться к отъезду.

— Почему бы тебе не поехать в Лион вместе со мной, хотя бы на пару дней? — предложила она Габриэль. Обе женщины сидели на террасе летним вечером, уже уложив спать своих детей, и вдыхали легкий аромат садовых цветов.

Габриэль неспешным движением руки откинула прядку волос со лба.

— Я с удовольствием поехала бы с тобой, но у меня слишком много дел на ферме.

И хотя Элен знала, что Мишель не хотел оставаться без нее в деревне, а собирался лишь наезжать время от времени для того, чтобы помогать Габриэль на ферме, она все же решила пожертвовать своими интересами и убедить невестку отправиться в город.

— Думаю, что тебе пойдут на пользу небольшие каникулы. А Мишель во время твоего отсутствия будет управлять фермой. Я не могу поверить в то, что тебя совершенно перестали интересовать дела Дома Рошей.

Габриэль вздохнула.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — произнесла она, немного помолчав, тоном притворного