шелком, и увидел, как языки огня уже начали лизать панели, оставляя на них черные пятна и подбираясь к позолоченной мебели.

Мишель успел еще схватить пакет, оставленный им накануне в одной из комнат, и бросился к выходу, почти теряя сознание, но тут сильная рука Гастона опустилась ему на плечо и, вцепившись в него, вытащила месье Пиа во двор. Кашляя от душившего его дыма, он чувствовал, как болят ожоги на его теле и потрескивают волосы, готовые вот-вот вспыхнуть от упавших на них огненных искр. Элен бросилась к Мишелю, чтобы сбить вспыхнувшие язычки пламени. Он едва мог видеть ее, потому что его глаза были воспалены и слезились. Мишель с трудом дышал, каждый вздох причинял его опаленным легким, наполненным едким дымом, нестерпимую боль, однако он раскинул руки и, заключив Элен в свои объятия, крепко прижал ее к груди, как бы показывая тем самым, что отныне и до конца жизни она нераздельно принадлежит ему.

Эмиль не заметил, что Габриэль вместе с Мишелем и Элен покинули бал. Он стоял в толпе гостей, любуясь фейерверком и видя, как к небу взметнулись языки пламени далекого пожара. Но поскольку огонь полыхал в стороне от ткацкой фабрики Габриэль и не грозил ее имуществу, Эмиль ничуть не встревожился и вновь обратил все свое внимание на праздничный фейерверк, по окончании которого все гости разразились бурными аплодисментами. И лишь когда публика начала расходиться, он, наконец, заметил исчезновение своей жены и узнал о причине поспешного отъезда Габриэль, Элен и месье Пиа. Мрачные мысли, которые, как он полагал, навсегда покинули его, охватили Эмиля с прежней силой, а вместе с ними — причиняя ему неимоверные страдания — со дна его души поднялась ярость, обращенная против Габриэль. Она осмелилась на глазах у всего общества, собравшегося здесь, бежать очертя голову к ткацкой мастерской Дево! Она покинула его, бросила всех и бежала — куда и зачем? Эмиль хорошо знал ответ на этот вопрос. Габриэль пошла на поводу у своего чувства, больше похожего на каприз; она хотела помочь человеку, близкому ей, хотя этот человек находился за сотни миль от нее.

Эмиль был в ярости. Заложив руки за спину, он прохаживался между гостями, выдавливая из себя улыбку. Эмиль возмущался тем, что Габриэль со своими друзьями воспользовалась их каретой — на пожар всех троих повез Гастон. Подобное унижение было нестерпимо для Эмиля: Габриэль даже не подумала о том, что мужу придется ждать возвращения кареты, в то время как все остальные гости будут разъезжаться по домам. Слава богу, поблизости, как всегда, дежурили извозчики. Эмиль пожелал спокойной ночи тем, кто все еще не уехал, и поспешил на улицу, разыскивая свободную коляску. Один из Извозчиков, заметивший его, быстро подогнал к нему свой экипаж.

— Гони! — велел Эмиль. — На улице Лакруа Рус пожар. Должно быть, горит мастерская Дево. Доставь меня туда как можно быстрее.

Эмиль откинулся на спинку сиденья. В карете пахло конским навозом, и он зажал нос рукой, пытаясь прийти в себя и отделаться от неприятных ощущений, мучавших его. Несколько последних месяцев он тешил себя иллюзией, что Габриэль, наконец, полюбила его. Счастье, испытываемое им в этот период своей жизни, ослепило его, лишило разума, но вот он, наконец, прозрел: Габриэль просто была поглощена новыми для нее материнскими чувствами и только поэтому казалась более уступчивой, более покорной желаниям мужа, который был отцом ее ребенка. Но то, чего-Эмиль стремился получить от нее, принадлежало совсем другому мужчине.

Внезапно он бешено забарабанил в переднюю стенку экипажа, подавая знак кучеру.

— Быстрее! Ты что, не слышишь? Быстрее, я говорю!

Наконец, наемная карета остановилась, доставив его туда, куда он хотел. Эмиль спрыгнул на землю, сунул извозчику несколько золотых монет и устремился сквозь плотную толпу зевак к горящим постройкам, оцепленным полицией. Он находился рядом с охваченными пожаром жилыми домами, огонь на которые перекинулся с ткацкой мастерской, сгоревшей уже дотла. Хотя Эмиль находился на значительном расстоянии от особняка Дево, у него не было сомнений, что этот жилой дом погибнет в огне, поскольку пожар бушевал вовсю. Эмиль увидел неподалеку от себя несколько цепочек людей, передававших из рук в руки полные ведра с водой и старавшихся затушить соседнее здание. Внезапно он заметил Габриэль. На ней не было лица, она стояла рядом с Гастоном в отдалении и печально смотрела на догоравший особняк Дево. Ее платье было разорвано, лицо измазано сажей, а на шее тускло поблескивала золотая цепочка. Эмиль начал расталкивать локтями впереди стоящих людей, пытаясь добраться до оцепления, а затем и до стоявшей на другой стороне площадки Габриэль. Ярость, бушевавшая в его груди, помогала ему действовать очень энергично. Люди, сбившиеся в толпу, удивленно глядели на него и пытались образумить. Но он оставался глух к их увещеваниям. Эмиль хотел только одного — добраться до своей жены.

— Куда вы, месье? Туда нельзя, вы не видите, там пожар!

Эмиль увидел перед собой полицейского, который, раскинув руки, пытался остановить его.

— Пропустите меня! Там моя жена! Мне надо добраться до нее, — и он указал в сторону Габриэль, которая почувствовала его взгляд и посмотрела на Эмиля. — Она ждет меня. Разве вы не видите?

С этими словами Эмиль, не обращая больше внимания на требования полицейского остановиться, устремился вперед. Он бежал к Габриэль, обуреваемый единственным желанием: ударить ее, сбить с ног на землю. Ревность душила его.

Увидев, что к ней устремился муж — по залитой водой мостовой, Габриэль сделала шаг вперед, следя за приближающейся к ней темной фигурой, время от времени освещаемой сполохами света, отбрасываемыми пламенем пожара. Эмиль с тревогой заметил, что жена, по всей вероятности, обрадовалась, увидев его. Внезапно она улыбнулась и помахала ему рукой в некотором смущении от того, что находится в необычном для себя окружении, среди суетящихся с ведрами людей, перемазанных сажей.

Ее улыбка сразу же растопила всю его злобу. От гнева Эмиля не осталось и следа. Может быть, он был введен в заблуждение? Возможно, ему нечего было опасаться? Как бы то ни было, Эмиль отлично знал, что никогда не поднимет руку на эту женщину, которая была ему дороже самой жизни. Внезапно лицо Габриэль исказилось выражением ужаса.

Она порывисто шагнула в сторону мужа, как будто хотела броситься к нему на защиту, но тут ее кучер, Гастон, схватил хозяйку и не позволил ей сделать ни шагу вперед. Эмиль с ужасом понял, что сейчас произойдет. Пожарные, охваченные паникой, бросились врассыпную. Послышались тревожные крики, предупреждавшие об опасности, но их тут же заглушил рев огня и глухой нарастающий звук рушащейся с шумом и треском раскаленной добела каменной стены мастерской, которая при падении рассыпалась на пылающие осколки, дымящиеся головешки и снопы искр.

Габриэль закричала так исступленно, как будто ей самой приходил конец. Гастон прижал ее к своей груди, стараясь уберечь от страшного зрелища — гибели в огне несчастного Эмиля.

Надев траур, Габриэль переживала смерть мужа с присущим ей достоинством. Его похоронили рядом с небольшим храмом в деревушке, расположенной недалеко от шелководческой фермы. Кроме Эмиля в том злополучном пожаре погибло еще два человека, и священники вознесли молитвы за упокой их душ. После похорон родные и близкие покойного отправились в усадьбу Вальмонов для того, чтобы помянуть погибшего, а затем участники похорон вернулись в Лион.

— Так ты действительно не хочешь, чтобы я побыла с тобой несколько дней? — спросила Элен Габриэль. Она не покидала дом золовки с тех пор, как они вместе привезли сюда из города гроб с погибшим для погребения.

Габриэль вместо ответа покачала головой и порывисто обняла подругу.

— Спасибо за готовность помочь мне, но в этом нет никакой необходимости. У меня накопилось так много дел на шелководческой ферме, что мы просто не сможем видеться с тобой, если ты вдруг вздумаешь остаться в усадьбе.

— Ты не обманываешь меня? — Элен все еще сомневалась в искренности Габриэль.

— Будь уверена, как только ты уедешь, я с головой уйду в дела.

Когда все разъехались, Габриэль прошла в детскую и села там у колыбели спящего сына, глядя на его