Блэксорн приветливо помахал рукой в последний раз. Из темноты в дальнем конце моста послышались ответные крики. Как только он отвернулся, его вынужденная сердечность испарилась; он повернул за угол, стража из десяти самураев шла за ним.
По дороге обратно в замок он погрузился в мучительные раздумья. Ничего плохого нет в эта, и все-таки все здесь не так… А его команда, его собственные люди… А эти язычники, иностранцы, враги…
Он плохо различал улицы, мосты и переулки, которыми они проходили. Вдруг он поймал себя на том, что засунул руку в карман кимоно и чешется – и тут же остановился как вкопанный.
– Эти чертовы грязные… – Он распустил пояс, содрал с себя промокшие от пота кимоно и, как если бы оно было грязное, скомкал и бросил в канаву.
– Досо, нан дес ка, Анджин-сан? – обратился к нему один из самураев.
– Нани мо! Ничего, ей-Богу! – Блэксорн двинулся дальше со своими мечами.
– Ах! Эта! Вакаримас! Гомен насаи! – Самураи залопотали что-то между собой, но он не обращал на них внимания.
«Так-то лучше», – подумал он про себя с деланным облегчением, не заметив, что идет почти раздетым, – зато кожа перестала чесаться, когда он сбросил кимоно с набившимися туда блохами.
– Боже мой, как бы я хотел прямо сейчас принять ванну!
Он поведал команде о своих приключениях, но не о том, что стал самураем и хатамото, или о том, что он один из любимчиков Торанаги, или о Фудзико. И о Марико тоже. И что они должны будут пристать в Нагасаки и штурмом брать Черный Корабль, и что он будет командовать самураями… «Это можно сделать позднее. – сказал он себе устало. – Как и все остальное. Смогу ли я когда-нибудь рассказать им о Марико- сан?»
Его деревянные башмаки простучали по деревянным планкам Первого Моста. Часовые-самураи, также полуголые, сидели в небрежных позах, пока не увидели его, – они сразу же встали и вежливо раскланялись, напряженно следя за Блэксорном, пока он проходил мимо: им казалось невероятным, что этому чужеземцу так симпатизировал господин Торанага и, это совсем уж невероятно, удостоил его никогда ранее не дававшегося варварам звания хатамото и самурая.
У главных южных ворот замка его ждал еще один сопровождающий. Блэксорна проводили в дом, расположенный в пределах внутреннего кольца. Ему отвели комнату в одном из укрепленных, хотя и очень симпатичных гостевых домиков, но он вежливо отказался сразу же идти туда.
– Пожалуйста, сначала в баню, – сказал он самураю.
– Ах, понятно… Это очень предусмотрительно с вашей стороны. Банный домик вот там, Анджин-сан. Да, жаркий сегодня денек, не так ли? И я слышал, вы спускались к этим грязнулям… Остальные гости в вашем домике оценят вашу предусмотрительность. Я благодарю вас от их имени.
Блэксорн не уловил всей этой любезной речи, но понял слово «грязнулям». «Так называют моих людей и меня – нас, а не их, бедняг, не эта».
– Добрый вечер, Анджин-сан, – приветствовал его главный банщик. Это был огромный, средних лет мужчина с большим животом и мощными бицепсами. Его только что разбудила служанка – прибыл поздний посетитель. Он хлопнул в ладоши. Появились банщицы, Блэксорн прошел за ними в мыльную: его сполоснули, намылили, он попросил повторить все снова, потом, уже в ванной комнате, влез в очень горячую воду и терпел сколько мог и, наконец, отдался умопомрочающей хватке массажиста – сильные руки мяли его, втирали в кожу ароматное масло, раскручивали мускулы и шею… Потом его провели в комнату отдыха, где подали выстиранное, просушенное на солнце кимоно. Блэксорн прилег, глубоко вздохнул и полностью отдался необыкновенно приятному ощущению возвращающейся бодрости и одновременно расслабленности.
– Дозо гомен насай – хай, Анджин-сан?
– Хай, домо.
Принесли зеленый чай. Он сказал служанке, что останется здесь на ночь – не хочет идти к себе. Потом один, в полном спокойствии, он пил чай, чувствуя, как этот напиток окончательно очищает его. «… Противного вида обугленная трава…» – с отвращением вспомнил он, но тут же поправил себя вслух: «Будь терпелив, не давай разрушить свою внутреннюю гармонию. Они только бедные, невежественные глупцы, которые не знают ничего лучшего, ты был таким же когда-то. Ничего, теперь ты можешь показать им, да?» Он сумел выкинуть все это из головы и достал словарь. Но сегодня вечером, в первый раз с тех пор, как получил этот словарь, он осторожно отложил его в сторону и задул свечу. «Я слишком устал, – утешил он себя. – Но уж не настолько, чтобы не ответить на простой вопрос, – напомнил ему внутренний голос. – Они и вправду невежественные глупцы или это ты дурачишь себя? Ну, будет, я отвечу позже, когда придет время… Сейчас я уверен в одном: не хочу, чтобы они были поблизости…» Он повернулся к стене и отогнал эти мысли в дальний угол сознания – ему просто необходимо выспаться…
Проснувшись, Блэксорн почувствовал себя отдохнувшим. Чистое кимоно и набедренная повязка с таби лежали рядом. Ножны обоих мечей были тщательно вычищены. Он быстро оделся и вышел на улицу, где его уже ждали самураи. Они поднялись и отвесили поклоны.
– Сегодня мы охраняем вас, Анджин-сан.
– Спасибо. Мы идем на верфь?
– Да, вот ваш пропуск.
– Благодарю вас. Могу я узнать ваше имя?
– Мусаси Митсутоки.
– Спасибо, Мусаси-сан. Пошли?
Они спустились к верфям. «Эразмус» крепко держался на якоре на глубине трех саженей, трюмы – в превосходном состоянии. Блэксорн нырнул с борта и проплыл под килем: обрастание днища минимальное – несколько ракушек. Теперь – на борт: что ж, руль в полном порядке; на складе сухо и чисто; он нашел кресало и выбил искру на пробную порцию пороха – воспламенение мгновенное, порох в прекрасной сохранности. Так, полетом на небо – с верхушки фок-мачты он поискал, нет ли угрожающих трещин, поломок, обрывов: нет, ни там, ни по пути на мачту, ни где-либо еще в рангоуте ничего подозрительного. Правда, многие веревки, гардели и ванты сращены неправильно, но это пустяк – исправим за полвахты.
Оказавшись снова на юте, он позволил себе широко улыбнуться. «Корабль выглядит как… как что?» Блэксорн не придумал подходящего слова, он только засмеялся. Ему хотелось еще побывать в своей каюте, и он опять спустился вниз. Но здесь, в этой знакомой тесноте, он вдруг почувствовал себя чужим и одиноким… Мечи его лежали рядом, на койке. Он потрогал их, вынул «Продавца масла» из ножен: работа изумительная, жало лезвия наточено отлично. Он разглядывал меч с чувством удовольствия – подлинное произведение искусства. «Да, но смертельного искусства, – подумал он, поворачивая меч на свету. Эти мысли всегда приходили ему в голову, когда он смотрел на мечи. – Сколько смертей на тебе за все твои двести лет? Сколько еще будет, до того как погибнешь сам? Неужели мечи живут своей жизнью, как говорила Марико-сан? Марико… Что с ней?..» Отблески с поверхности моря проникли в каюту и прыгнули на сталь – вся его меланхолия тут же исчезла. Он убрал «Продавца масла», стараясь не трогать лезвие пальцами – малейшее прикосновение, согласно понятиям японцев, могло повредить такую совершенную вещь.
Блэксорн, облокотившись на койку, вглядывался в пустынную поверхность моря… «Так что с руттерами? И навигационными инструментами? – обратился он к своему отражению в медной морской лампе, тщательно начищенной, как и все кругом. Но отражение молчало. – Купишь в Нагасаки, когда будешь набирать команду. И позаимствуешь у Родригеса. Да-да. Тебе же придется захватить его, перед тем как напасть на корабль, не так ли? – Он видел в медном «зеркале», что улыбается. – Ты уверен, что Торанага даст тебе уйти, да? – И ответил уверенно: – Да. Поедет ли он в Осаку или нет, я получу все, что мне надо. И Марико тоже».
Довольный, он засунул мечи за пояс и поднялся на палубу, – там пришлось подождать, пока снова опечатают двери…
Когда Блэксорн вернулся в Эдо, было еще очень рано – удалось заехать в отведенное ему помещение перекусить: немного рису, две порции рыбы, поджаренной на углях, с соевым соусом – удалось научить этому своего повара, – маленькая бутылочка саке, потом чай.
