листву – или когда вы вернетесь из Осаки – мы начнем еще раз. Как муж и жена.

– Да. Благодарю вас.

– Вы соглашаетесь по доброй воле, Марико-сан?

– Да.

– Перед вашим Богом?

– Да. Перед Богом.

Марико поклонилась и взяла свой нож, запрятав его в укромное место, еще раз поклонилась и ушла.

Ее шаги замерли вдалеке. Бунтаро глянул на веточку, которая все еще была у него в кулаке, слеза еще не скатилась с маленького листочка. Когда он осторожно клал веточку на последний из оставшихся углей, пальцы его тряслись. Чистые зеленые листья стали изгибаться и обугливаться. Слеза исчезла с тихим шипением.

Через некоторое время, в тишине, он заплакал от ярости, внезапно почувствовав в глубине души, что она изменяла ему с Анджин-саном.

Блэксорн увидел, как она выходила из калитки и шла по хорошо освещенному саду. У него захватило дыхание при виде ее совершенной красоты. Рассвет медленно охватывал восточную часть неба.

– Хэлло, Марико-сан.

– О, здравствуйте, Анджин-сан! Извините, вы напугали меня – я не заметила вас. Вы поздно ложитесь.

– Нет. Гомен насаи, я вовремя, – он улыбнулся и показал на небо, где чувствовалось наступление утра. – Эту привычку я приобрел на море, просыпаться до рассвета, в самый раз чтобы пройти на корму и приготовиться к встрече солнца, – его улыбка стала еще шире, – это вы поздно ложитесь!

– Я не заметила, что эта… эта ночь кончилась, – самураи, стоявшие на часах у ворот и у всех калиток, с любопытством наблюдали за ними, среди них был Нага. Ее голос стал почти неслышим, когда она переключилась на латынь: – Следи за своими глазами, прошу тебя. Даже в темноте ночи есть предвестники судьбы.

– Я прошу прощения.

Они оглянулись на стук конских копыт у главных ворот. Сокольничие, охотничья команда и охрана. Из ворот уныло вышел Торанага.

– Все готово, господин, – сказал Нага. – Можно мне поехать с вами?

– Нет, благодарю тебя. Ты немного отдохни. Марико-сан, как прошла тя-но-ю?

– Необычайно красиво, господин. Очень, очень красиво.

– Бунтаро-сан – большой мастер. Вам повезло.

– Да, господин.

– Анджин-сан! Вы не хотели бы поехать поохотиться? Я бы поучил вас, как пускать соколов.

– Что?

Марико сразу же перевела.

– Да, благодарю вас, – сказал Блэксорн.

– Хорошо, – Торанага указал ему на лошадь. – Вы поедете со мной.

– Да, господин.

Марико смотрела, как они уезжали, и когда всадники, наконец, двинулись по тропинке, она отправилась к себе в комнату, служанка помогла ей раздеться, сняла макияж и распустила волосы. После этого она сказала служанке, чтобы та осталась в комнате, что она не хочет, чтобы ей мешали до середины дня.

– Да, госпожа.

Марико легла и закрыла глаза, позволив своему телу опуститься в успокаивающую мягкость стеганого тюфяка. Она устала, но была в приподнятом настроении. Тя-но-ю подняла ее до удивительных высот покоя, очистила ее душу, и оттуда возвышенное, наполненное радостью решение пойти на смерть подняло ее к новым высотам, никогда не достигаемым раньше. Возвращение с этой вершины к жизни еще раз показало ей ее жуткую, невероятную красоту. Она, казалось, была не в себе, когда терпеливо отвечала Бунтаро, уверенная, что ее ответы и поведение безупречны. Она свернулась калачиком в постели, такая радостная, что мир еще существует… пока не облетела листва.

– О, Мадонна, – исступленно молилась она. – Благодарю тебя за твое милосердие, за то, что ты дала мне такую чудную отсрочку. Я благодарю тебя и молюсь тебе всем сердцем и всей душой и буду молиться целую вечность.

Она повторила «Аве Мария» в полном смирении и, прося прощения, согласно своему обычаю и исполняя волю сюзерена, на следующий день она отложила своего Бога в один из дальних закоулков своего сердца.

«А что бы я стала делать, – думала она перед тем, как сон завладел ею, – если бы Бунтаро попросил меня разделить с ним ложе? Я бы отказалась. А потом, если бы он настаивал, так как это его право? Я бы сдержала данное ему обещание. О, да. Ничего не изменилось».

В час козла кортеж вновь пересек мост. Все было, как и прежде, за исключением того, что Затаки и его люди были легко одеты для дороги – или схватки. Они все были полностью вооружены и, хотя соблюдали строгую дисциплину, все ждали смертельной схватки, которая могла произойти в самом скором времени. Все они тесно сгрудились напротив самураев Торанаги, которые сильно превосходило их своей численностью. Среди зрителей в стороне стоял отец Алвито. И Блэксорн.

Торанага приветствовал Затаки с той же спокойной формальной вежливостью, с продолжительным церемонным рассаживанием. Сегодня оба дайме были на помосте одни, подушки отставлены друг от друга на большее расстояние. Над ними нависало низкое небо. Ябу, Оми, Нага и Бунтаро располагались за пределами помоста, окружая Торанагу, сзади Затаки сидели четверо его военных помощников.

В строго назначенное время Затаки вынул второй свиток:

– Я пришел за официальным ответом.

– Я согласен поехать в Осаку и отдаться на волю Совета регентов, – спокойно ответил Торанага и поклонился.

– Вы собираетесь предстать перед Советом? – начал Затаки, его лицо недоверчиво искривилось, – Вы, Торанага-нох-Миновара, вы собираетесь…

– Послушайте, – прервал его Торанага звучным командирским голосом, который разнесся по поляне, – Совет регентов требует, чтобы ему повиновались! Даже если он и незаконный, он создан и ни один дайме не должен нарушать спокойствие государства, как бы он ни был прав. У нас уже были прецеденты. Если один какой-нибудь дайме устраивает переворот, долг всех – уничтожить его. Я поклялся Тайко никогда не нарушать мира, даже если в стране появится сам дьявол. Я принимаю приглашение. Я выезжаю сегодня.

Все самураи пытались предугадать, что значит этот невероятный поворот событий. Все с болью в сердце осознавали, что большинство из них, если не все, будут вынуждены стать ронинами, со всем, что под этим подразумевалось: потеря чести, доходов, семьи, будущего. Бунтаро знал, что он будет сопровождать Торанагу в его последней поездке и разделит его судьбу – смерть со всей своей семьей, всех ее поколений. Ишидо был слишком большим врагом лично для него, чтобы простить, и вообще, кто захочет остаться в живых после того, как его законный господин откажется от честной битвы таким трусливым образом. «Карма, – горько подумал про себя Бунтаро. – Будда, дай мне силы! Теперь я должен буду сам лишить жизни Марико и нашего единственного сына, прежде чем покончить с собой. Когда? Когда будет выполнен мой долг и мой господин с почетом отойдет в Пустоту. Ему будет нужен преданный помощник, не так ли? Все ушло, как листья осенью, все будущее и настоящее, «Малиновое небо» и судьба. Как раз вовремя. Теперь господин Яэмон наверняка будет наследником. Господин Торанага все-таки тайком в глубине души желал захвата власти, как бы он этого ни отрицал. Может быть, Тайко оживет в своем сыне, мы снова будем