известной. Все ее тридцать работниц больше не сидели без работы, так как главной клиенткой была сама королева. Мария-Антуанетта теперь принимала модистку два раза в неделю. «Работа у Ее Величества», которой Роза Бертен очень гордилась, закончится лишь в 1789 году. Очень скоро начали говорить о расходах, которые съедало «министерство моды». «Происхождение дамочки просто несносно, — писала баронесса д'Оберкирш, — помесь высокого полета и черни, на языке одна лишь дерзость, следствие которой безудержная наглость, если не поставишь ее на место». Бертен вела себя с королевой как преуспевающая модистка, умела убедить королеву, что той необходима какая-то вещь, могла ловко уговорить купить одно, а потом другое. Итого, в первый год правления Мария-Антуанетта потратила 300 000 ливров. И большая часть этих денег нашла приют в карманах мадемуазель Бертен.
Тюрго, получив свой пост, сразу же удвоил сумму на содержание королевы с 96 000 до 200 000 ливров в год. Марии-Антуанетте самой не приходило в голову просить увеличения. Мерси должен был подключать аббата Вермона, который через финансиста «заставлял короля самого почувствовать необходимость этого решения».
Траур заканчивался. Двор вернулся в Версаль изза сильных холодов. Декабрь для Марии-Антуанетты начинался как нельзя более счастливо. С весьма экстравагантной прической, Мария-Антуанетта любила подолгу кататься на санях вместе с графом д'Артуа. Прогулки были наполнены бесшабашным весельем и хохотом. Вернувшись в апартаменты, она играла на арфе и болтала с принцессой де Ламбаль, которая пожирала ее восхищенными глазами. Наконец-то жизнь во дворце проснулась. Мария-Антуанетта буквально завалила королевского интенданта де Лаферте своими идеями, причем все они должны были выполняться в очень короткий срок. Кроме приятных ужинов, ей хотелось устраивать каждую неделю по два бала, давать по два спектакля, один силами актеров Комеди Франсез, а другой — Комеди Итальен. В целях экономии (!) она решила не приглашать певцов и музыкантов Оперы во дворец. Чтобы послушать их, королевская семья отправлялась в Париж.
Первый костюмированный бал состоялся уже в новом году, 9 января. Занятые в первой кадрили были одеты в норвежские и лапландские костюмы, весьма изысканные. Король пришел лишь к девяти часам, прошелся туда-сюда, поговорил кое с кем из гостей, но не танцевал. Особое внимание Марии-Антуанетты в тот вечер привлекали иностранные дамы, которые были приглашены на бал, однако не представлены ко двору. Версаль уже очень давно не видел такого шумного и многолюдного праздника.
Подготовка к таким балам была сумасшедшим временем для всех. Маски и наряды с каждым разом менялись на новые и оригинальные. «Обилие масок и костюмов, танцы и представления — все требовало бесконечных репетиций и большого количества времени, маскарады следовали один за другим, каждый понедельник, их едва успевали готовить», — жаловался Мерси. Вскоре графиня де Брион дала у себя костюмированный бал, куда, разумеется, были приглашены король с королевой. Королева высоко оценила маскарад: в первом танце все были одеты в костюмы XVI века, во втором — танцоры нарядились как бродячие акробаты, в третьем представили тирольские наряды, а в четвертом — индийские. Королева изъявила желание, чтобы маскарад повторили через несколько дней в Версале. Король оставался на балу до трех часов ночи, королева же танцевала до семи утра и после мессы отправилась спать. Она ложилась спать все позже и позже, что не очень нравилось ее мужу. Однажды около одиннадцати часов королева еще была в постели, но все же приняла Мерси, поскольку этого хотел король, «разумеется, так было нужно для того, чтобы я увидел короля в домашнем халате у постели своей жены. […]
Потихоньку наступало время, когда уже и народ начинал прислушиваться к анекдотам, главной героиней которых была королева, а она продолжала заполнять свою жизнь самыми разнообразными развлечениями. Граф д'Артуа, который слыл женским соблазнителем, стал ее лучшим другом. Развязный до дерзости, непостоянный, амбициозный, он являлся полной противоположностью королю, и именно этим нравился королеве. С ним она могла развлекаться, как она того желала. Мария-Антуанетта даже ездила с ним на лошадиные бега, которые он устраивал на Саблонской равнине. Весной 1775 года о связи королевы с развратным деверем стали сплетничать.
Граф д'Артуа был не единственным близким другом королевы. Через несколько месяцев она образовала маленькое общество, где, наконец, почувствовала себя свободной. В первых рядах ее приближенных по-прежнему была принцесса де Ламбаль. Марии-Антуанетте нравилось проводить время в компании мадам Дилон и принцессы де Гемене. Именно в салоне мадам де Гемене Мария-Антуанетта познакомилась с герцогом Лозаном, чьи любовные похождения были известны всей стране. В свои тридцать лет он сделал себе удачную карьеру, когда-то он был херувимом маркизы Помпадур, однако прославился скорее в любовных делах, чем на дипломатической службе.
Ее внимание привлекла очаровательная молодая женщина. Маленькая, с темными волосами, красивым овальным лицом, белоснежной кожей, белыми ровными зубами, с грациозными и мягкими движениями, именно такой была графиня Жюли де Полиньяк, урожденная Габриела Иоланда де Поластрон. Немного ленивая и абсолютно не тщеславная, она не стремилась к успеху и славе. Проводя большую часть жизни в Клае, она редко приезжала в Версаль и вела себя очень незаметно. Тем не менее Мария- Антуанетта хотела познакомиться с ней поближе и вскоре добилась своего. «Сердце молодой королевы просто создано для дружбы и любви. Она привлекала скорее своей приветливостью, чем могуществом». Пораженная открытым и красивым лицом графини Жюли, мягкостью и нежностью ее глаз, скромностью и открытостью, что делало ту очень привлекательной, королева подружилась с ней и сохранила эту дружбу до конца жизни. Близкий друг супругов Полиньяк, Безенваль, первый заметил это сближение. Далекий от мысли «завоевания дружбы и доверия королевы», он все же одобрял эту симпатию, понимая, «какую выгоду можно извлечь, имея такую подругу». В сотрудничестве с мадам Полиньяк Безенваль вскоре добился значительного успеха в окружении королевы.
За своей ветреной жизнью у Марии-Антуанетты не было времени замечать мужа, который теперь более походил на ее тень. Под предлогом насморка она попросила его не приходить к ней в спальню. Однако и после выздоровления отчуждение продолжалось, королева не проявляла ни малейшего желания снова сблизиться со своим супругом. В надежде предотвратить угрожающий разрыв Мерси решил отремонтировать подземный переход между покоями короля и королевы. То есть, когда Людовик XVI захочет провести ночь со своей женой, ему не придется испытывать на себе многозначительные взгляды придворных.
Легкомыслие королевы переходило все границы, и Мерси хотел образумить ее. Он старался внушить ей, «что первым и самым основным условием, необходимым для ее счастья, было доброе отношение с королем и согласие с особенностями его характера. Что же касалось его странных привычек и привязанностей, то король, спокойный и методичный, привыкший к порядку и уравновешенности, освободится от них, когда его, в свою очередь, освободят от нескончаемых, шумных праздников». Он упорно продолжал ей повторять, «что противопоставляя королю бесконечный поток балов и увеселений, она только больше сделает его серьезным, душа его очерствеет, и так же быстро исчезнет доверие, вся его любезность и любовь пропадет, если все оставить по-прежнему». Какое-то время Мария-Антуанетта пыталась прислушиваться к слова Мерси, но вскоре она снова почувствовала настоятельную потребность в развлечениях, словно опасалась умереть со скуки.
Все готовились к церемонии коронации, которая должна была состояться в следующем месяце. По французской традиции, короновался только король, а королева присутствовала при священной церемонии.
У Марии-Антуанетты были другие заботы. Когда она не выезжала на прогулки с графом д'Артуа, то проводила время со своими новыми друзьями. Реформы
Тюрго, «мучная война», которая наводила ужас на все королевство, все это не интересовало королеву, она не стремилась ни понять политику министров, ни узнать причины, ее породившие. И все эти волнения в стране служили лишь хорошим предлогом для сподвижников Шуазеля, чтобы снова заговорить с королевой о необходимости вернуть прежнего министра. В начале апреля графиня де Брион, которая была известна как любовница Шуазеля, отправила Марии-Антуанетте письмо, в котором говорила об ужасной
