него смотрел, но лишь для того, чтобы убедиться, затем положил на пластиковую поверхность перед собой. И шестое чувство подсказало Смайли, что герр Кретцшмар собирается сделать заявление – такого рода заявления иногда делают немцы, излагая свою философию, или каясь в грехах, или с целью понравиться, или вызвать жалость. Смайли начал подозревать, что герр Кретцшмар, по крайней мере в собственных глазах, видел себя человеком общительным, хотя и непонятым, человеком сердечным, даже просто хорошим и что его мрачность вначале объяснялась своего рода профессиональной маской, нехотя надеваемой в мире, часто не склонном отвечать на его дружелюбие.

– Я хочу пояснить, что у меня вполне пристойный дом, – заметил герр Кретцшмар после того, как снова бросил взгляд на снимок. – Не в моих привычках фотографировать клиентов. Некоторые продают галстуки, я продаю секс. Главное – вести дело по правилам, без сучка без задоринки. Но этот снимок выполнен не для дела. Ради дружбы.

У Смайли хватило ума молча слушать.

Герр Кретцшмар насупился. Голос его упал, зазвучал конфиденциально:

– Вы его знали, герр Макс? Того старого генерала? Вы были с ним лично связаны?

– Да.

– Он был человеком необычным, как я понимаю?

– Безусловно.

– Этаким львом, да?

– Львом.

– Отто до сих пор без ума от него. Меня зовут Клаус. «Клаус, – говаривал он мне. – Этот Владимир, я люблю этого человека». Вы меня слушаете? Отто – очень лояльный малый. Генерал был такой же?

– Такой же, – подтвердил Смайли.

– Многие зачастую не верят Отто. Ваша основная компания в том числе – там ему не всегда верили. Но, Бог с ним, я никого не упрекаю. А вот генерал – тот верил Отто. Не во всем. Но по большому счету – верил. – Герр Кретцшмар взялся за собственный бицепс и сжал кулак; кулак неожиданно оказался очень увесистым. – Когда настали трудные времена, старик генерал поверил Отто. Я тоже верю Отто, герр Макс. В серьезных вещах. Но я немец, я не занимаюсь политикой, я делец. Все эти истории, касательно беженцев, для меня кончились. Вы меня понимаете?

– Конечно.

– Но это не кончилось для Отто. Никогда не кончится. Отто – фанатик. Я отдаю себе отчет, употребляя это слово. Фанатик. Это одна из причин, по которым наши жизненные пути разошлись. Тем не менее он остается моим другом. Всякий, кто обидит его, будет иметь дело с Кретцшмаром. – Лицо его помрачнело, мгновенно преобразившись. – Вы уверены, что у вас ничего нет для меня, герр Макс?

– Кроме фотографии, ничего для вас нет.

Герр Кретцшмар нехотя оставил эту тему, но ему потребовалось время, чтобы совладать с собой: его все еще одолевали сомнения.

– Старого генерала застрелили в Англии? – наконец решился он.

– Да.

– Но вы тем не менее считаете, что Отто тоже грозит опасность?

– Да, но мне кажется, он выбрал для себя такую участь.

Такой ответ удовлетворил герра Кретцшмара, и он дважды энергично кивнул.

– И я так считаю. Тоже. Такое сложилось у меня впечатление. Я много раз повторял ему: «Отто, тебе следовало бы быть акробатом на проволоке». По-моему, он считает никудышным тот день, когда по крайней мере раз шесть ему не грозит смертельная опасность. Вы позволите мне высказать некоторые соображения по поводу моих отношений с Отто?

– Прошу вас, – вежливо отозвался Смайли.

Опершись локтем о пластиковую поверхность стола, герр Кретцшмар устроился поудобнее и начал исповедь.

– Было время, когда Отто и Клаус Кретцшмар все делали вместе – не один пуд соли вместе съели, как говорится. Я родился в Саксонии, Отто – на Востоке. Прибалт. Не в России – он это подчеркивал, – а в Эстонии. Пришлось ему нелегко, он познакомился с интерьерами не одной тюрьмы – какой-то мерзавец предал его в Эстонии. Умерла его девушка, и он сильно переживал. Дядя, живший в предместье Киля, оказался свиньей. Это я могу сказать точно. Денег у нас не было, мы были товарищами и компаньонами по воровству. Это нормально, герр Макс.

Смайли кивнул, давая понять, что благодарен за рассказ.

– Занимались мы и продажей информации. Вы правильно подметили, что информация считалась ценным товаром в те дни. К примеру, мы услышали, что такой-то беженец только что прибыл и еще не проходил собеседования у союзников. Или такой-то русский бежал. Или капитан грузового судна. Мы о нем услышали, мы его расспросили. Будучи людьми изобретательными, мы умудрялись продать одно и то же донесение в разных вариантах двум или даже трем разным покупателям. Американцам, французам, англичанам, даже самим немцам, уже снова сидевшим в седле, да. Иногда, составив донесение не совсем корректно, мы получали мзду даже от пяти покупателей. – Он сочно рассмеялся. – Но только в случае, если оно было не совсем корректное, о'кей? А в других случаях, не располагая данными, мы просто выдумывали – нет вопроса. У нас были карты, хорошее воображение, хорошие контакты. Поймите меня правильно, Кретцшмар – враг коммунизма. Мы касаемся дней давно минувших, как вы вовремя заметили, герр Макс. Исключительно ради выживания. Идея принадлежала Отто, работал Кретцшмар. Отто, я бы сказал, не придумывал, как распорядиться идеей. – Герр Кретцшмар нахмурился. – Но в отношении одного дельца Отто был настроен очень серьезно. Так сказать неоплаченный должок. И он без конца повторял об этом. Возможно, должок тому малому, который выдал его и убил его девушку, а возможно, должок всему человечеству. Откуда мне знать? Он не мог бездействовать. Быть политически пассивным. В этих целях он частенько ездил в Париж. Много раз.

Герр Кретцшмар позволил себе на минуту задуматься.

– Я буду с вами откровенен, – объявил он.

– Я, в свою очередь, с должным уважением отнесусь к вашему конфиденциальному сообщению, – ответил Смайли.

– Я вам верю. Вы ведь Макс. Генерал был вашим другом, мне Отто говорил. Отто однажды встречался с вами и вернулся в совершеннейшем восторге. Ну и прекрасно. Много лет назад Отто Лейпциг попал из-за меня в тюрьму. В те времена я не был респектабельным человеком. Теперь, когда у меня есть деньги, я могу себе это позволить. Мы кое-что украли, его поймали, он наврал с три короба и все взял на себя. Я попробовал ему заплатить, но он отверг мои деньги: «Какого черта? Если ты – Отто Лейпциг, годик в тюрьме для такого человека – отдых». Я навещал его каждую неделю, подкупал охранников, чтобы ему приносили особую еду… один раз даже привели женщину. Когда он вышел, я снова попытался заплатить. Отто наотрез отказался. «Когда-нибудь я у тебя что-нибудь попрошу, – успокоил он меня. – Может, твою жену». – «Она будет твоей, – не колеблясь, сказал я. – Никаких проблем». Герр Макс, насколько я понимаю, вы, как англичанин, оцените мою позицию.

Смайли полностью одобрил ее.

– Месяца два назад – может, больше, может, меньше, я не знаю – звонит мне старый генерал. Ему срочно нужен Отто. «Не завтра, а сегодня вечером». Он иногда звонил так из Парижа, употребляя кодовые имена, всю эту ерунду. Старый генерал был большим любителем тайн. Как и Отто. Точно дети, вы меня понимаете? Ну, не важно. – Герр Кретцшмар провел огромной ладонью по лицу, словно смахивая паутину. – «Послушайте, – ответил я генералу. – Я не знаю, где Отто. В последний раз, по слухам, он попал в большую беду – он ведь затеял какой-то бизнес. На его поиски потребуется время. Может, я найду его завтра, а может, через десять дней». Тогда старик мне говорит: «Я послал вам письмо для него. Жизни не пожалейте, чтобы его сберечь». На другой день приходит письмо, заказное для Кретцшмара, с почтовым штемпелем Лондона. В конверте – второй конверт. «Срочно и совершенно секретно для Отто». Совершенно секретно, о'кей? Словом, старик совсем с ума сошел. Не важно. Вы ведь знаете его почерк, крупный, четкий, точно это армейский приказ?

Смайли, конечно же, знал.

– Я разыскал Отто. Он снова скрывался от неприятностей, сидел без денег. У него остался всего один