«А чего я, собственно говоря, хочу от этих людишек? Чтобы они, подобно богам, могли видеть внутри каждого, кто и на что действительно способен? Но это им не дано. Главное, что я сам знаю, какой я талантливый и необыкновенный. А талант, как известно, ни за какие деньги мира не купишь. Вот эти посредственности и бесятся!»

Валентин повернулся к Петру и светло глянул ему прямо в глаза.

— Не огорчайся ты так! — с чувством произнес он. — Да мне, если хочешь знать, наплевать и на эту роль, и на ваш театр, да и на столицу, в общем-то! Жил я себе в провинции, играл в нашем театришке. Вот и дальше все так же пойдет по накатанной колее. Что изменилось-то? Ну, попробовался, ну, не получилось. Не я первый и не я последний!

— Жаль, Валентин! Я ведь мечтал тебя к нам перетащить. Думал, будем вместе, в одном театре. Помнишь, как в училище об этом говорили, планы строили? Думал, блеснешь в этой роли, а там тебя заметят, дело пойдет. Столица все-таки! Возможностей для актера — тьма! Я-то сам востребован на все сто! Думал и тебе помочь зацепиться. Ведь режиссер хотел новое лицо, свежий типаж, незамыленный. Искали везде.

— Жениться-то не собираешься? — неожиданно перебил его Валентин.

— Я? — растерялся Петр. И после паузы нехотя добавил: — Мне и так неплохо. Куда с этим спешить? Тебе тоже двадцать семь, а что-то в загс не торопишься.

Он посмотрел на Валентина. Тот сидел, вальяжно откинувшись на спинку скамьи и глядя вдаль отсутствующим взором, словно потеряв всякий интерес к словам приятеля.

«Нет, ну какая внешность! — в который раз восхитился про себя Петр, изучая точеный профиль Валентина. — Ему бы роль светского повесы петербургского общества конца девятнадцатого века, или итальянского аристократа, или… да мало ли кого! Такие данные всегда пользуются спросом, но Вальке почему-то упорно не везет. Дерзкий он уж очень! А режиссеры таких не выносят. Под режиссеров всегда вначале прогибаться надо, а он этого никогда не умел».

Петр тоже откинулся на спинку скамьи, продолжая смотреть на Валентина. Тот сидел неподвижно и словно не замечал обращенного на него пристального взгляда. Они давно не виделись, что-то около года. Петр отметил, что Валентин изменился, что лицо его стало еще бледнее и как-то жестче; что возле рта появились неглубокие, но уже заметные складочки, словно Валентин часто кривил рот в презрительной гримасе; что его выразительные черные брови выглядят немного асимметрично, так как левая выше правой, будто постоянно приподнята. Он тут же вспомнил, как Валентин на любой не понравившийся ему вопрос обычно отвечал молчанием, и только его левая бровь высокомерно приподнималась. Петр подумал, что при такой бледной коже и светлых глазах черные ресницы выглядят не совсем естественно, а тонкие, но красивых очертаний губы кажутся слишком красными.

«Ему бы графа Дракулу сыграть. И грим бы не понадобился», — неожиданно для себя подумал Петр и рассмеялся нелепости этой мысли.

Валентин повернул к нему голову и недоуменно спросил:

— Ты чего?

— Да так. Не обращай внимания. Мысль одна смешная в голову пришла. — Петр встал. — Пойдем, что ли, пивка попьем? А то май в этом году в Москве ненормально жаркий. У меня такое ощущение, что лето давно.

Валентин не тронулся с места. Он только поднял голову и глядел снизу в лицо Петра с отсутствующим выражением, явно думая о чем-то своем. Потом нехотя поднялся, откинул небрежным жестом волосы со лба и снял пиджак.

— Да, действительно жарко, — сказал он и закинул пиджак за плечо. — А может, посидим где-нибудь более основательно? — предложил он.

Петр мельком глянул на часы и чуть нахмурился. Валентин скривил рот.

— Тебе некогда? — поинтересовался он.

— Часок у меня, пожалуй, есть, — ответил Петр. — Ты не обижайся! Встреча очень важная для меня. — Он замялся и замолчал. Но потом все-таки нехотя проговорил: — Новый сериал затевается про милицию. Мне там кое-что светит. Вот сегодня иду договариваться.

Они подошли к летнему кафе. Петр остановился.

— А давай здесь посидим, — предложил он. — На улице не так жарко.

Он пошел за пивом, а Валентин занял свободный столик. Вернувшись, Петр сел напротив него и закурил.

— Что собираешься делать дальше? — спросил он после первой затяжки. Потом открыл банку пива и сделал основательный глоток. — Может, у меня пока поживешь? — предложил он, заглядывая в лицо Валентина. — Отдохнешь, осмотришься. Я дома почти не бываю. Ты на сколько отпуск в театре взял?

— Спасибо, — немного натянуто сказал Валентин, не ответив на вопрос. — Я вернусь в Томск. Мне в новом сезоне роль Мелузова предложили в «Талантах и поклонниках», — сам не зная зачем, соврал он, грызя сухарики и безмятежно глядя в глаза Петра.

Никакой роли никто ему не предлагал. Более того, он в пух и прах разругался с администрацией, и ему практически указали на дверь. Валентин пообещал забрать трудовую книжку, как только вернется из Москвы, и добавил, что ноги его больше не будет в театре.

«Господи, что же мне делать? — с тоской думал Валентин, вспоминая красное разъяренное лицо директора театра. — Ведь я не смогу туда вернуться! В труппе все будут только рады моему провалу здесь и уходу из театра. — Он закрыл глаза и, опираясь локтями на столик, запустил пальцы в упавшие на лоб волосы. — Есть еще халтура на радио и в ТЮЗе, но это просто копейки».

— Что с тобой? — услышал он обеспокоенный голос Петра и открыл глаза, отбросив волосы назад.

«Этот еще со своею жалостью, — с раздражением подумал Валентин, в упор глядя на приятеля. — Вон, морда-то вся в веснушках, волосы жиденькие, челюсть квадратная, нос картошкой, а, поди ты, успех! Вот уж правда: дуракам везет! Даже во всех сказках: два сына умных, а третий, самый счастливый и богатый, обязательно дурак».

Валентин глотнул пива, пытаясь взять себя в руки и успокоиться. Потом безмятежно улыбнулся.

— Не обращай внимания. Петя, — сказал он. — Расстроился я, конечно, из-за этой неудачи. И ты прав: не надо было мне выступать. Зря я это, не подумал. Эмоции свои выплеснул, а результат отрицательный. В моем театре сейчас насмешек не оберешься.

— Поговорят и забудут, — ободряюще сказал Петр. Он вновь закурил. — Может, останешься? Мало ли что! Я вот сегодня, когда буду насчет сериала…

Он внезапно замолчал. Валентин внимательно смотрел на него, ожидая продолжения. Возникшая пауза была неприятной для обоих. Наконец Петр широко улыбнулся и проговорил бодрым голосом:

— Оставайся! По Москве погуляем. Столицу посмотришь.

— Да, чего я тут не видел? — раздраженно перебил его Валентин. — Студентом досыта нагулялся. Нет, Петя, поеду домой. И сегодня же вечером!

— Господи, Валька! Да куда ты так заторопился?

— Извини, старик! В театре мне надо все утрясти, и лучше с этим не тянуть. Да и мать у меня старая, и уж очень она волнуется из-за всего. Поеду сегодня. Есть ночной поезд. Сейчас в кассу за билетом, потом уж к тебе за вещами. Ключи-то кому отдать?

Петр слушал его, не перебивая. Лицо было растерянным и немного обиженным. Он хмуро ответил:

— Ключи у соседки оставь. Квартира справа от моей. И все-таки зря ты так!

— Спасибо за все! — только и сказал Валентин.

Он встал из-за столика и, не прощаясь, пошел прочь.

Поздно вечером Валентин стоял на перроне Казанского вокзала и смотрел вслед уходящему поезду. Он не уехал. Просто не смог. Когда он подошел к своему вагону и стал ждать посадки, то в какое-то мгновение представил ехидные лица коллег, заплаканное радостное лицо матери; представил, как смеется Таня, девушка, за которой он ухаживал около полугода, но особого успеха так и не добился, и не смог войти в вагон. Он постоял еще какое-то время в нерешительности, глядя, как пассажиры один за другим предъявляют билеты улыбчивой проводнице, а потом исчезают в проеме двери, затем подхватил дорожную