— Хорошо, — согласился Грег. — Я увезу подальше и труп и гадюку. Думаю, проблем с милицией не будет.

— Да кому он нужен? — усмехнулась Рената. — Он же конченый наркоман, давно на героине.

Грег вышел, но быстро вернулся с большим мусорным мешком.

Когда он закрыл за собой дверь, я подошла к Ренате, продолжавшей сидеть на диване в напряженной позе.

— Все к лучшему, — сказала я первое, что пришло в голову. — Надеюсь, ты не попробовала?

— Грег тебе все доложил, — пробормотала она. — Неправильно настолько посвящать тебя в семейные тайны. Ты и так слишком много знаешь!

— Я сама попросила его все мне рассказать. Я вам не чужая!

— И это ты настояла, чтобы сюда приехать! — задумчиво произнесла Рената. — Забыла, что такое благодарность, много веков ее ни к кому не испытывала. Но сейчас что-то внутри шевелится, какое-то тепло. И это не совсем приятно, надо отметить.

— Я понимаю, что Атанас по-своему о вас заботится, — сказала я. — Но, на мой взгляд, можно обойтись и без наркотиков.

— Тут ты права! — улыбнулась Рената. — Знаешь, я прислушалась к твоему совету. Пошли!

Она встала и вышла. Я, недоумевая, отправилась следом. Рената привела меня в мастерскую, и я вздохнула с облегчением, увидев на мольберте большой холст. Рената уже наложила фон темно-синего, вечернего неба, прорисовала очертания теряющегося в сумерках парка. На переднем плане под цветущим кустом жасмина она наметила скамью.

— Никогда не демонстрирую незаконченные вещи, — сказала Рената, отступая от мольберта и не сводя с него глаз. — Показываю тебе, только чтобы успокоить. Видишь, Лада, я снова почувствовала вкус к живописи, и можешь быть уверена, скоро приду в норму.

— Я очень рада! — взволнованно воскликнула я. — Что это будет за сюжет?

— Замечательный! И вы все очень удивитесь, когда увидите, — загадочно произнесла она.

— Надеюсь, что-нибудь хорошее, — заметила я. — Ты никогда не рисовала ничего отвратительного!

— Просто тебе не показывала, — зло расхохоталась Рената. — Не обращай внимания! — тут же добавила она. — К тому же то, что для тебя отвратительно, для меня, может, прекрасно. И наоборот. Искусство многолико.

— Я вижу прекрасный парк, небо, куст жасмина, сплошь покрытый белыми цветами.

— Да-да… — Рената приблизилась к картине.

Она пристально вглядывалась во что-то, понятное лишь ей. Улыбка слегка приподняла углы ее губ. И впервые за последнее время в ее лице появился мягкий свет. Она, словно забыв о моем присутствии, взяла тюбик с краской, начала смешивать тона. Я почувствовала себя неловко и осторожно вышла из мастерской. На душе стало значительно легче. Теперь я была уверена, что с ней действительно все будет в порядке.

Всю следующую неделю я провела в новой квартире. Благополучно оформив документы, начала заниматься внутренним убранством нашего гнездышка. Грег принимал в этом самое живое участие. Правда, днем он не выходил, зато, как только садилось солнце, он мгновенно возникал рядом со мной. Мы купили мебель, портьеры, ковры, бытовую технику и все остальное через интернет-магазины. Нам все доставили на дом. Без споров не обошлось. Грег хотел обставить квартиру в строгом классическом стиле и наполнить ее дорогими антикварными вещами. Он настаивал на профессиональном дизайнере. Но я видела наш дом иначе — живым, светлым, уютным и лишенным каких-либо стандартных решений. Сразу получилось так, что я обосновалась на втором этаже, а Грег — на первом. У меня все было выполнено в розовато- золотистой гамме, а у Грега — в серо-коричнево-бежевой. Скоро я перестала чувствовать себя чужой в этом доме, быстро обжилась и в 20-х числах августа переехала окончательно. Но из квартиры матери пока не выписывалась и не сообщила ей, что приобрела жилье. Она думала, что я живу у друзей, и периодически предлагала мне вернуться домой. Отец по-прежнему оставался с ней, и, как я поняла, ничего менять не собирался. Я с ним не общалась, хотя он предпринимал некие попытки наладить отношения. Грег жил на два дома, но старался большую часть времени проводить со мной.

Окончательно переехав, я решила устроить что-то типа новоселья и пригласила Ренату. Хотела пригласить и Атанаса, но после смерти донора он исчез из Москвы. Я спрашивала о нем Грега, но тот лишь пожимал плечами и говорил, что понятия не имеет, где сейчас находится Атанас. Рената посмотреть новую квартиру не пришла. Я ждала их вечером. Украсила дом цветами, зажгла свечи. Стол, конечно, накрывать не стала, это было бессмысленно, лишь купила для себя коробку пирожных и фрукты. Около девяти вечера появился Грег. Он принес что-то большое, прямоугольное, завернутое в плотный картон. Но был один.

— А Рената? — огорчилась я.

— Не выходит из мастерской, рисует как одержимая, — пояснил он. — Ей только на пользу. Она просила извиниться и приготовила для нас подарок.

— Это? — спросила я и показала на сверток.

— Тебе понравится, — улыбнулся Грег и начал снимать обертку. — Думаю, мы повесим ее в гостиной на первом этаже. Над диваном.

Будет отлично смотреться! Только нужно заказать подходящую раму.

Грег снял остатки бумаги и потащил картину в гостиную, поставил ее к стене и отошел.

— Вот это да! — восхитилась я.

Впервые Рената нарисовала нас при ярком солнечном свете. Мы были изображены лицом друг к другу, держащимися за руки. Головы были запрокинуты, глаза обращены в голубое безоблачное небо. Мы явно кружились, так как подол моего сиреневого платья развевался, словно от быстрого движения. Под ногами была зеленая трава, покрытая цветами, а над запрокинутыми лицами кружилось множество голубых, лазоревых, розовых и белых мотыльков. Казалось, с неба на нас сыплется целый ворох цветочных лепестков. Наши лица были счастливыми, улыбки — безмятежными. И главное, у Грега на щеках был румянец, а черты лица казались мягче и живее. Глядя на него, трудно было даже предположить, что он вампир. Грег на этой картине казался обычным восемнадцатилетним парнем, влюбленным и счастливым. Я вздохнула и села на диван.

— Это было бы прекрасно, — сказала я. — Так хочется оказаться на таком вот цветущем лугу под летним солнцем и рядом с тобой. И чтобы больше не было никаких неразрешимых проблем!

— Рената это увидела, — ответил Грег и сел рядом. — А ты знаешь, все, что она про нас рисует, сбывается.

— Хотелось бы, — сказала я и положила ему голову на плечо. — Знал бы ты, как я устала ждать!

Грег обнял меня, я ощутила холод его губ на виске, затем на щеке. Он целовал нежно, едва касаясь.

— Не нужно так переживать, — ласково произнес он и опустил меня на диван. — Мы вместе, несмотря ни на что.

— И любим друг друга, — сказала я, стараясь изо всех сил не допускать даже тени сомнения.

— Любим, — подтвердил Грег.

Он лег рядом и прижал меня к себе. Его пальцы медленно гладили мои щеки, затем спустились по шее к груди. Ощутив, как они забираются в вырез кофточки, я невольно вздрогнула. Грег давно не позволял себе столь откровенных ласк. Рука, словно почувствовав мою дрожь, замерла. Я молчала и не шевелилась. Тогда он продолжил. Мягко поглаживая и сжимая, его рука ласкала меня не останавливаясь, и скоро я ощутила, как на меня накатывает возбуждение. Я обхватила Грега за шею и начала его целовать. Он отвечал, правда, осторожно, но все равно со все возрастающей страстью. И вот он стянул блузку и лег на меня. Тяжесть его тела, прикосновения его губ и рук сводили с ума. Я так истосковалась по нему, что совершенно потеряла голову. Мне хотелось лишь одного — чтобы все наконец свершилось. Было уже все равно, выдержит Грег или нет, я готова ко всему, даже к смертельному укусу.

Он отстранился, заглянул мне в глаза.

— Люблю тебя, — шепнула я и попыталась притянуть его к себе.

— И я, — еле слышно ответил он, встал и подхватил меня на руки. — Мне кажется, ты невероятно устала за последнее время. А тут еще хлопоты с квартирой. Может, отправимся в постель?